инициативную роль местная феодальная знать, то эта знать с течением времени достаточно «обуржуазилась», чтобы вместе с др. элементами общества, выросшими^ в больших купцов и банкиров, составить довольно однородный класс «буржуазной аристократии» или «аристократической буржуазии», тем бол е, что, с одной стороны, торговая прибыль получила для знати гораздо больше значения, чем земельная рента, а с другой — банкиры и купцы сами стали закупать земли — при отсутствии промышленности наиб лее удобный и солидный объект для инвестиции избыточного капитала — и извлекать из них ренту, которую они поедали или вновь обращали в торговлю. Так или иначе, но рядом с феодальным Г появился Г. — буржуазный, к-рый уже современников поражал своей особенностью как средоточие торг, деятельности, как центр необычайно кипучей жизни с многочисленным и подвижным населением, — частью иностранным, с большими домами, дворцами, площадями и неслыханным до тех пор великолепием.
В одних Г., как Генуя, торговля, вместе с мореходством, была главным занятием господствующей буржуазии-аристократии (так называемого патрициата), от которой уже прямо и косвенно кормились остальные классы общества. В других Г., как Флоренция, торговля подпиралась сильно развитой промышленностью домашнего и даже мануфактурного типа и тесно переплеталась с банковским делом, охватившим своими операциями всю Европу и создавшим в местном флорине одну из наиболее распространенных и устойчивых денежных единиц международного обмена. Наконец, в третьих Г., как Венеция, торговля подчиняла себе как промышленность, имевшую по нек-рым отраслям монопольное положение во всем мире, так и денежную торговлю, лишь немногим уступавшую флорентийской, и проникала во все страны мира. Так или иначе, но торговый капитал занимал повсюду доминирующее положение, питая другие виды капитала и частью объединяя их в своих руках. Соответственно этому и города были городами торговой буржуазии по преимуществу.
Но торговля их была особенная: она была торговлей, гл. обр., продуктами и произведениями Востока — преимущественно пряностями и благовониями и, во вторую очередь, изделиями вост, ремесла, как ковры, шали и т. п., в обмен за которые вывозились высокоценные изделия европейского ремесла и промышленности и вдобавок драгоценные металлы. Это значит, что торговля была торговлей предметами роскоши (ибо и пряности тогда были таковыми), рассчитанной на сбыт лишь в небольших сравнительно, хотя и разбросанных по всему миру, кругах знати и богатой буржуазии, также не занимавшихся производительным трудом и являвшихся паразитами на народном теле. Это была, по определению Маркса, та «чисто посредническая» торговля между «представителями потребляющего богатства»^ силу которой сам торговый капитал являлся ничем иным, как «системой грабежа» и ни в какой мере не играл роли«агента производительного капитала». Поскольку все остальное население Г., включая и те слои, которые заняты были на производстве, кормилось от этой паразитической торговли, обслуживая ее как персональными услугами, так и своей экономической деятельностью, города сами в значительной степени носили характер паразитических — в экономическом смысле — центров, которые поглощали огромные массы продуктов страны, не возвращая ей соответствующего эквивалента в виде материальных ценностей. Фактически значительная часть этих продуктов посту г ала в города в качестве доходов, в натуральном и денежном виде, с земель знати и разбогатевших капиталистов, и не оплачивалась совершенно. С другой стороны, эта же торговля, обслуживая ограниченную клиентуру, сама была ограничена в своем объеме потребностями и платежеспособностью этой клиентуры и допускала к непосредственному участию в ней сравнительно немногочисленные наиболее состоятельные слои общества (к тому же искусственно поддерживавшие это ограничение). Богатства Г., т. о., скоплялись в руках немногих, и дошедшие до нас скудные статистические данные рисуют крайне неравномерное распределение их. На одном полюсе имелся патрициат, располагавший большими богатствами, к-рые уступали по размерам лишь богатствам богатейших поземельных аристократов Европы, а на другом — жившие в большой бедности и нужде многочисленные рабочие, ремесленники и всякий иной трудовой люд, а также люмпенпролетариат, именовавшиеся в совокупности «чернью». Между ними имелись средние слои населения, состоявшие из купцов второго и более низких рангов, промышленников и мастеров цехов и, наконец, лиц свободных профессий, но они, хотя и гораздо более многочисленные, чем патрициат, все же составляли меньшинство городского населения. Такая резкая социальная дифференциация все время вела к острым социальным конфликтам, составлявшим отличительную черту социальной и политической истории итальянских городов и побуждавшим патрициат крепко охранять свои привилегии под броней олигархической формы правления, а если нужно, то и «тирании», т. е. диктатуры (Медичи во Флоренции, Висконти и Сфорца в Милане).
Ему это без труда удавалось несмотря на частые бунты и восстания «черни», потому что и сама «чернь», по историческим условиям пестрая в своем социальном составе, а потому лишенная единой классовой установки, не знала, что бы она стала делать, если бы захватила власть и свергла буржуазию, из рук которой, хотя и плохо, она все же кормилась. Власть торгового капитала в Г. могла быть свергнута лишь последующим историческим процессом. Италия же дорого заплатила за это длительное господство торгового капитала в ее важнейших городах: созданный им городской партикуляризм долго служил помехой к национальному объединению.
На противоположном конце Европы, на севере ее, торговый капитал также нашел
