всматриваясь в детали и оттеняя подробности. Оттого-то у Гоголя так много обширных картин, особенно картин природы, так велико количество тщательно отделанных портретов, а также и отступлений всякого рода, субъективных размышлений и лирических отступлений. В повествовании Гоголя эпос решительно преобладает над драмой, рассказ — над действием. Во внешнем строении его произведений нет стройной связанности, органического единства. Каждая отдельная глава, каждая часть его произведения дает вполне законченную картину и может быть без особого ущерба для целого выделена в качестве самостоятельной единицы. Связь между отдельными частями носит чисто механический характер, иллюстрируя всю примитивность и несложность мелкопоместной и мелкочиновничьей жизни, отсутствие ярких личностей и глубоких социальн. связей, развития, стройности и связанности. Последние обстоятельства подчеркиваются и другой крайне характерной чертой гоголевской композиции, резко отличающей его от прочих поместных художников, а именно — отсутствием главного действующего лица — героя.
В мелкопоместной среде все равны по своим нравственным и умственным достоинствам, все одинаково герои и нет выдающихся людей, претендующих на исключительное внимание художника. Зато любая рядовая личность позирует перед художником долго и неизменно и позволяет ему зарисовать себя со всей свойственной ему тщательностью, яркостью и силой. Правда, художнику и не нужно долго изучать эту рядовую личность: психика ее весьма несложна и примитивна, и ему не приходится углубляться в психологический анализ и описывать сложную и длительную эволюцию характера, но тем больше типов охватывает взор художника и тем обширнее становится зафиксированная им галлерея образов. Статичность образов, отсутствие изображения эволюции, развития характеров и широкий охват типов изображенной среды составляют также оригинальные свойства композиции гоголевских произведений. К особенностям архитектоники произведений Г. нужно отнести еще введение фантастики. Фантастика эта также носит крайне своеобразный характер. В ней, по существу, нет ничего от мистики или от видений расстроенного воображения; эта фантастика является фантастикой чепухи, бессмыслицы и питается невежеством, скудоумием и алогизмом мелкопоместных обывателей. Она уходит своими корнями во вранье Хлестакова и Ноздрева, вырастает из гипотез Амоса Федоровича и дамы «приятной во всех отношениях». Г. умело пользуется этой фантастикой и с ее помощью ярче и выпуклей рисует перед нами всю беспросветную обыденщину и пошлость изображаемой им социальной среды.
Выше, в связи с характеристикой повествования, уже отмечено наличие в гоголевском творчестве большого количества тщательно отделанных портретов, что объясняется медленностью и неизменностью мелкопоместного существования. Дореформенный поместный уклад представлял большие удобства для тщательной зарисовки портретов.Портретизм Г. и проистекал из того, что дореформенный помещик, прикрепленный к одному месту и изолированный в своей усадьбе от целого мира, представлял собою крайне устойчивую фигуру, с вечно неизменным образом жизни, с традиционными манерами, с традиционным покроем платья. Гоголь широко использовал эти удобства портретного изображения и проявил себя как исключительный по мастерству портретист. Однако, нужно при этом отметить, что портреты Гоголя остаются ценными и высокохудожественными лишь постольку, поскольку он не выходит за пределы поместно-чиновничьего круга. Там же, где Гоголь, пытаясь уйти от однообразно пошлых образов, рисует демонические или прекрасные портреты, он сразу теряет всю яркость и оригинальность своих красок.
Как жанрист Гоголь почти не выходит из пределов усадьбы и провинциального города и здесь создает много жизненных и правдивых картин. Мелкое и среднее поместье, провинциальный город, ярмарка, провинциальный бал и вечеринки рисуются им с неподражаемым мастерством. Если и встречаются в его творчестве картины другой жизни; другой среды, то в большинстве своем они поражают своею бледностью и явно неудачным подражанием. Таковы его картины жизни больших европейских городов (наброски повести «Рим»), картина светского бала («Невский проспект») и др. То же нужно отметить и по отношению к жанровым картинам казацкой Украины. В этой области более или менее удачными выходят у него только батальные картины, при изображении которых Гоголь сравнительно удачно использует поэтические приемы украинской народной поэзии.
Если жанр Г. почти целиком прикреплен к мелкому поместью и глухим городишкам и рожден реальной жизнью, реальными впечатлениями, то пейзаж его, наоборот, сводится к чисто словесной инструментовке в стиле малорусско — казацкой поэмы, рожден ее песенным складом и творческим воображением автора. Его пейзажи не обладают внутренней силой, в них не чувствуется непосредственности и жизненности, и они производят впечатление только благодаря грандиозности образов и внешней красоте речи.
Литературный стиль, крупнейшим мастером к-рого является Г., имеет внутреннюю историю. Корни его нужно искать еще в 18 в., где, рядом с господствующей аристократической литературой в стиле франц. классицизма, существовала литература, третируемая классиками — аристократами как «скаредная» и «подъяческая». В отличие от классиков, повествовавших «высоким штилем» о деяниях вельмож, представители этого литературного течения простым и грубоватым языком рассказывают о проделках мелкотравчатого дворянина, иногда беспоместного, сливающегося с разночинством, пробивающего себе дорогу в жизни изворотливостью и даже прямым плутовством. Большого веса писатели этого рода, вроде Комарова или Чулкова, не имели, произведения их считались стоящими ниже литературного уровня, третировались как ненастоящая^
