Первые походы в Крым кончились полной неудачей, и преемнику Голицына, Петру, пришлось начать с гораздо более скромной проблемы — завладения Азовом, к-рый фактически был уже в рус. руках 50 годами раньше. Даже и для этого понадобилось большое напряжение сил и два похода (1695 и 1696).
А т. к. Москве в это время не было еще безусловной необходимости в черноморских торговых путях — мировой хлебный рынок еще не открылся для украинской пшеницы — и завладение берегами Балтики было гораздо более срочной задачей, то с Турцией поспешили заключить мир, чтобы иметь развязанные руки против шведов.
Основной вопрос, из-за к-рого и начались русско-турецкие войны, Константинопольским миром (1700) не был не только разрешен, но даже и поставлен. Турецкие дипломаты заявляли, что Черное море есть «незапятнанная девица» и что пустить туда иностранные купеческие корабли равносильно тому, как если бы султан предоставил иностранцам свободный вход в свой сераль. Это была явная и грубая ложь, поскольку мы знаем, что в расцвете турецкого могущества, в 16 в., правом торговли на Черном море пользовались венецианцы. Суть была в том, что черноморская торговля, которую вели, конечно, греки, а не сами турки, была на откупу у высшего магометанского духовенства, к-рое имело, т. о., вполне реальное основание объявлять войну за Черное море «войною за веру». С этим препятствием, однако же, можно было справиться чисто военными средствами, но войны конца 17 в. вскрыли еще одно препятствие, явным образом выраставшее на дороге к захвату Черного моря Россией. Годом раньше Петра с турками заключила мир и Австрия (Карловицкий, 1699), и одна из статей мирного договора обеспечивала свободное плавание австр. торговых судов по Дунаю и его притокам. Одна из «речных артерий» переходила в руки Австрии, и было совершенно ясно, что вслед за речной дорогой, ведущей к Черному морю, неизбежно должен встать вопрос и об этом море. На дороге к рус. монополии на этом море Россия неизбежно должна была встретить и Австрию: ситуация 1854—55 была ясна уже в 1699—1700. Между тем, Азовские походы научили Петра, что, не имея военного флота на Черном море, нечего и говорить о свободе торгового плавания по этому морю. Константинопольский мир был для него только отсрочкой, и первой передышкой, какую ему дала Шведская война, он поспешил воспользоваться, чтобы поехать в Азов и поставить на практическую почву вопрос о постройке флота в Таганроге. Воевать вновь с турками он еще не хотел — пока флот не был готов, это было крайне для России невыгодно. Но туркам выгодно было не допускать постройки русского флота, и они поспешили присоединиться к шведам, не смущаясь разгромом шведск. армии под Полтавой. Петр делал все, чтобы оттянуть войну, готов был смотреть сквозь пальцы даже на то, что его посланника в Константинополе посадили в Семибашенный замок (Стамбульская Бастилия), но тем активнее действовали турки. В концеконцов воевать пришлось. Наскоро симпро — 320
визированный поход, — при чем недостаток подготовки очень наивно пробовали возместить мифическим восстанием чуть не всех христианских подданных султана, — кончился, как и следовало ожидать, полным поражением (см. Прутский поход). Турки вернули себе Азов, и преемникам Петра приходилось начинать опять с самого начала.
Противоречие экономических интересов России и Австрии дало схему для всей дальнейшей истории В. в. в 18 в. В нем был один устойчивый фактор, перешедший из предыдущего периода: Франция систематически была на стороне турок, и дипломатии, защиту интересов Турции успешнее вел французский посланник в Константинополе, чем любой великий визирь. В нем был новый фактор, действовавший не постоянно, а время от времени: то была Пруссия, в течение 18 в. выдвинувшаяся в ряд руководящих держав Европы; ее дипломатия отстаивала интересы Австрии нередко лучше, чем австр. дипломатия. Но постоянно действующим новым фактором этого периода был антагонизм России и Австрии. Они действуют на Балканском полуострове [куда теперь переходит театр военных действий: Венгрия была потеряна турками в 1687, вскоре после этого они должны были оставить Кроацию (Хорватию), Славонию и Семиградье, и в последние годы перед Карловицким миром спор велся уже о Белграде; турко-германский фронт теперь шел там, где он был в начале 16 века] всегда вместе; но это не значит, что они помогают друг другу. Они идут рядом потому, что одна не может допустить, чтобы другая опередила ее. Каждая решительная победа австрийцев производит неприятное впечатление в Петербурге: каждая решительная победа русских пугает Вену; в 1739, после разгрома турок в сев.
Бессарабии (битва под Ставучанами — первая большая победа русских в войнах с Турцией, — и падение Хотина), император поспешил заключить мир с Турцией, уступив, для большей прочности, даже ту часть Сербии, к-рая была уже занята австр. войсками (доходившими в эту кампанию до Ниша). После этого пришлось заключить мир и России, удовольствовавшись возвращением Азова, т. е. восстановлением границы 1700. При чем это было только восстановление границы в буквальном смысле этого слова: укрепления Азова должны были быть разрушены, Таганрог также, и Россия обязалась не иметь военного флота на Азовском море. Само собою разумеется, что из Бессарабии русские должны были уйти безо всяких компенсаций.
Русский главнокомандующий этой войны, Миних, был совершенно прав, когда он рассматривал австрийцев как более серьезного врага, чем турки. Неудача остановила рус. наступление почти на 30 лет. Тем временем открытие для рус. торговли Черного моря стало безусловной необходимостью для дальнейшего развития крепостного хозяйства в Российской империи и в особенности на Украине. Переход центральных губерний, с их аграрным перенаселением, к промышленности, предполагавшей рынок в областях новой колонизации на Ю. и Ю.-В., быстро росшие хлебные цены в Зап. Европе, сулившие
