преимущественно Европейской, и населяющих ее народов. Эта, строго конкретная, постановка и является доселе наиболее правильной. Но термин стал модным, он привлекает сразу внимание публики к книге, и к «В. в.» стали примазываться все, кто хотел дать своему произведению хлесткое заглавие. Стали появляться работы о «В. в. во времена Цицерона» и даже о «Гомере и В. в.». Большинство историков считает своим, долгом и поднесь начинать изложение В. в., по крайней мере, со времен Византии и крестовых походов (см.), иногда указывая даже совсем определенную дату «открытия» этого вопроса (напр., 1299 год у С. Марк Жирардена, выпустившего свою книгу при Наполеоне III в 1864; Дрио, книжка которого вышла первым изданием в 1898, начинает с Византии, т. е. еще раньше). На самом деле споры и конфликты, к-рые имели место на театре будущего В. в. в эти и еще более древние времена, имели лишь очень отдаленную связь с тем, что носило название «В. в.» в дипломатических документах и газетных статьях 19 в. Новейшие попытки подвести под эту туманную терминологию конкретный базис, рассматривая страны вост. Средиземноморья как единый географо-экономический комплекс (Леритье в «Revue de synthase historique», июнь 1928), любопытны лишь как своеобразная дань историческому материализму историков-немарксистов. В настоящей статье восточный вопрос понимается так, как трактовали его Маркс и Энгельс, почему эта статья и оставляет в стороне не только древних персов с греками, но и латинскую империю 13 века и балканские государства дотурецкого периода и т. д.
В. в. как турецкий вопрос «открывается», естественным образом, с момента появления турок в Европе, в середине 14 столетия, а в особенности со времени взятия ими Константинополя (1453), т. е. с той минуты, когда Оттоманская империя стала на место разрушенной западно-европейскими «крестоносцами» в 13 веке Византийской империи (см. Византия, Б. С. Э., т. Х, ст. 726).
Событие это отнюдь не имело характера н ациональной борьбы между греками и турками. Время борьбы за национальное освобождение эллинского народа было еще далеко впереди. Византийская империя за время своего существования была своего рода интернациональным государством торгового капитала, по своему этническому составу напоминая позднейшую Австро-Венгрию.
Греческий язык был языком канцелярий и культа, литературы и интеллигенции, но лишь в далеко меньшей части империи языком народных масс. Греки, точнее — самого разнообразного этнического происхождения люди греческого воспитания, были лишь организаторами пестрой массы славян, иллирийцев, фракийцев на 3., греков, «яфетидов» и даже тюрков и арабов на В. империи. Созданная ими организация была уже явно устарелой и разваливалась к началу второго тысячелетия хр. э. под ударами с Востока (арабы и тюрки) и с Запада (норманны, итальянцы и нанятые последними франц. и иные рыцари — «крестоносцы»). Роль этой организации была ролью посредника вторговом обмене Запади. Европы, Передней Азии и стран к С. от Черного моря. Выросший к середине так наз. «средних веков» самостоятельный купеческий капитал Зап. Европы (в первую очередь итальянский, затем французский) и Зап. Азии (арабы) стремился устранить этого посредника — в этом ключ к трагедии Византии. Зап. — европейск. купцу удалось разгромить последнюю, но не удалось справиться со своим вост, конкурентом. Те, кто ведет В. в. от момента падения последнего замка «крестоносцев» на вост, берегах Средиземного моря, в известном смысле правы, поскольку неудача крестовых походов заранее предопределяла победу «Востока» (т. е. арабского купеческого капитала и его наследников) над «Западом» (т. е. итал. купцами и их союзниками). В этой связи очень выразительно, что защиту Константинополя от турок в 1453 вели, гл. обр., итальянцы, греки же, с православной иерархией во главе, легко подчинились султанам (центр православия — Афон — признал турецкое господство даже ранее падения Константинополя). Судьба «греческой» империи была решена уже за два слишком столетия до этого. Вместе с нею была решена и судьба возникших на ее развалинах славянских государств Балканского п-ова, по существу типичных «варварских королевств», аналогичных германским в Зап. Европе 5—7 вв. Как политические организации эти государства были гораздо слабее империи султанов — они представляли собою ранний феодализм, турки же — феодализм позднейшей формации, аналогичный европейскому расцвету средних веков, поскольку турки выработали сильную центральную власть и зачатки постоянной армии, государственной системы податей и т. д. Всего этого не было уже у Византии и не было еще у болгар и сербов.
Настоящим противником турок был итал. торговый капитал, но он не только не получал поддержки от своих западно-европейских продолжателей, а наоборот, как сейчас увидим, нашел в их лице ожесточенных конкурентов. Тем не менее, очень характерно, что, взяв Константинополь, султаны должны были пойти на компромисс с итальянцами: Венеция сохранила свою торговую монополию в вост, части Средиземного моря, включая и Черное море, куда таких трудов стоило проникнуть впоследствии России. Соперниками венецианцев в области этих привилегий явились отнюдь не турки («Турки — нация не торговая», записал о них один венецианский дипломат), но французы.
Франциск I, начавший, когда он выставлял свою кандидатуру на престол Священной Римской империи, с проповеди крестового похода против турок, впоследствии, когда он был разгромлен в Италии своим счастливым соперником Карлом V, обратился к помощи султана и предоставил в его распоряжение лучшую франц. гавань Средиземного моря — Тулон. Франц. и турецкий флоты вместе бомбардировали и грабили итал. города, принадлежавшие Карлу V. Одновременно, по договору 1535, франц. купцы получили исключительное право торговли во всех портах Оттоманской империи; французский король стал официальным покровителем всех
