безраздельное влияние и передать молодежи опыт предков, сначала «наставляют», «поучают» своих сыновей. Однако, жизнь классового общества не укладывается в рамки родового строя, поучения мало действуют, и отцы начинают «сокрушать» ребра своим сыновьям. Чем грубее формы рабства, тем грубее воспитательн. приемы как в господствующем, так и в промежуточных классах. Битье, порка становятся общеприня:тыми методами воспитания. «Домострой» — типичное семейное В. рабского общества.
Религия в период рабства уже не только обоготворяет силы природы, но отражает классовый характер рабского общества. Бог становится всемогущим господином, Господом Богом, а люди — его рабами, могущими только падать ниц перед ним и трепетать.
В соответствии с этим, религиозное В. становится закреплением идеологии господствующего класса рабского общества.
В феодальном обществе рабство несколько смягчено. Смягчение диктуется, с одной стороны, восстаниями рабов, с другой — необходимостью максимального использования рабского труда. Рабов не истребляют более, битье и истязание становятся реже, но висят постоянной угрозой над ними. Наказания крепостных принимают более «мягкий» и систематический характер, экономически более выгодный. Необходимость держать в повиновении большие массы вынуждает к мерам принуждения присоединять меры убеждения. Религия феодального общества — религия смягченных форм рабства. Христианство уделяет мало места внешней физической среде и сосредоточивает все внимание на взаимоотношениях между людьми, убеждает раба мириться со своей участью, уверяет, что беда не в общественных отношениях, а в нем самом. Церковь в средние века приобретает громадное влияние, она срастается с государством, берет на себя роль воспитателя и взрослых и детей. Она наставляет и требует послушания, грозит адом, налагает эпитимии и отлучает от церкви или отпускает грехи и обещает райские блаженства. Она властвует над умами, заставляет искусство служить своим целям; она берет на себя призрение престарелых, регулирование семейных отношений, она устраивает школы для малолетних. Семейное воспитание и школьное принимает также религиозный характер и применяет те же меры воздействия: наряду с оставшимися грубо рабскими мерами наказания, битьем и поркой, практикуются угрозы и награды, лишение пищи, добавочный труд — это проклятие господне, детей запирают в отдельные комнаты, выгоняют из школы или из дому, либо прощают. — Целая скала наказаний, от выговора до самых свирепых кар.
Средневековые феодальные порядки видоизменялись в зависимости от стран, развивавшихся разными темпами, в различных исторических условиях. Разные облики носило и влияние церкви. Варьировались и воспитательные приемы. Зарождающиеся новые общественные отношения капиталистического характера усложняли вопросы воспитания и подрывали влияние церкви. В пе 222
риод, предшествовавший Великой французской революции, церковь, религия и весь старый уклад стали подвергаться беспощадной критике. Виднейший предтеча Великой французской революции Монтескье писал: «мы воспитываемся в трех различных, часто противоречивых направлениях; в одном направлении нас воспитывают отцы, в другом — учителя, в третьем — жизнь». Вопросам В. посвящена имевшая громадное влияние на современников книга другого предшественника Великой французской революции — Жан Жака Руссо. Его «Эмиль или о воспитании» вышел в 1761. Руссо говорит там о В. человека вообще. «В общественном порядке, где все места намечены, каждый должен быть воспитан для своего, — писал Руссо в „Эмиле“. — В Египте, где сын был обязан занять положение отца, В. имело, по крайней мере, верную цель; но у нас, где только звания остаются, а люди беспрестанно меняют их, никто не знает, не действует ли он в ущерб своему сыну, воспитывая его для своего звания. В естественном порядке, где все люди равны, их общее призвание есть состояние человека; и кто хорошо воспитан для него, не может плохо выполнять связанные с ним назначения.
Предназначают ли моего ученика для шпаги, для церкви, для судейской мантии, это для меня безразлично. Прежде родительского призвания природа призывает его к человеческой жизни. Жизнь — вот ремесло, которому я хочу его обучить. Выйдя из моих рук, он не будет — я согласен с этим — ни судьей, ни солдатом, ни священником; он будет прежде всего человеком; всем, чем должен быть человек, он сумеет стать по мере надобности не хуже всякого другого; и пусть судьба заставляет его менять места, — он всегда окажется на своем».
Руссо мечтает об обществе, где все люди равны. Он пытается поставить своего воспитанника вне влияния существующего общественного уклада, вне влияния церкви, вне влияния семьи. Он создает для своего воспитанника искусственную среду — его воспитанник и воспитатель не связаны ни материальными условиями, ни требованиями определенного класса, ни домашней обстановкой. Старое В. все покоилось на принуждении. Руссо требует естественного В.
«Не давайте вашему воспитаннику никаких словесных наставлений, т. к. он должен извлекать их из опыта; не подвергайте его никаким наказаниям, т. к. он не знает, что такое быть виновным; никогда не заставляйте его просить прощения, т. к. он не в состоянии вас обидеть»... «нет прирожденной испорченности в сердце человеческом»... «первоначальное В. должно быть чисто отрицательным. Оно состоит не в преподавании добродетели или истины, а в оберегании сердца от порока и ума от заблуждения».
Руссо хочет воспитывать своего Эмиля в деревне, вдали от лакейской сволочи, худшего сорта людей после своих господ, вдали от черных городских нравов, к-рые наводимый на них лак делает соблазнительными и заразительными для детей, тогда как пороки крестьян, не прикрашенные и во всей своей грубости, способны скорее оттолкнуть,
