ввести факторы, обусловливающие возможность такого развития. В своем ответе на этот вопрос Вольф и особенно Блуменбах целиком возвращаются к учению Аристотеля. Если учение Вольфа с его особой «существенной силой» («vis essentialis»), которая в соединении с неорганическими силами обусловливает развитие организма и жизнедеятельность его во взрослом состоянии и руководит ими, еще сильно напоминает виталистов 17 и даже 16 вв., то у Блуменбаха возврат к Аристотелю, подкрепленный, правда, новым биологическим материалом, становится совершенно очевидным.
Уже Галлер рассматривал сократимость, раздражимость и чувствительность как «жизненные силы» («vires vitales»). Блуменбах присоединяет сюда еще «формообразующее стремление» («nisus formativus»), к-рое, в качестве особой силы развития, свойственной только живым, органическим телам, — силы, непрерывно действующей и производящей, — управляет образованием организма и сохранением его в целости. Эта сила начинает действовать при смешении мужской и женской половых жидкостей.
Не будучи сама причиной развития (а причина эта представляет собой «скрытое для нас свойство»), она есть «некий непрерывно повторяющийся результат, всегда похожий на самого себя», подобно силе тяжести.
Фактическое подтверждение своих взглядов Блуменбах находит в процессах эмбрионального развития, явлениях регенерации, образования галлов на листьях растений, в явлениях скрещивания и т. д.
Все рассмотренные виталистические теории в качестве основного момента, отличающего живое от неживого, выдвигали (под самыми различными названиями) особую «жизненную силу» или «жизненный принцип». Рейль (1759—1813) впервые выдвигает наряду с понятием «жизненной силы» понятие особого «жизненного вещества», «жизненной субстанции», особой формой и смешением которой определяются господствующие в организмах законы. Это все же позволяет ему признать (под давлением все уточняющегося знакомства с физиологическими процессами), что отдельные жизненные явления протекают по законам физики и химии. Стоя на той же точке зрения, Тревиранус (1776—1834) полагает, что характерное для жизни «однообразие явлений при случайности внешних воздействий» возможно только при существовании наряду с «основной силой» природы (для Тревирануса это — силы притяжения и отталкивания) еще особой «жизненной силы» («vis vitalis»), отличной от «основной». Эта «жизненная сила» подвергает механические и химические силы, при их воздействии на «способную к жизни материю», такого рода видоизменению, к-рое, сохраняя связь организма с неживой природой, все же резко отличает его от последней. Так, благополучно оказались соединенными «жизненная материя» с «жизненной силой». Впоследствии (в 1831—33) Тревиранус — очевидно, под влиянием успехов химии начала века — передвинул защиту В. на менее в то время уязвимые позиции — на про 250
блемы целесообразности, инстинкта, бессознательного. Виталисты первой трети 19 в. (Аутенрит, Бурдах, К. Э. Б е р) не вносят ничего существенно нового по сравнению с учениями Блуменбаха, Рейля и Тревирануса.
С конца 18 в. в физике и химии возникает новая волна великих открытий, повлиявшая на весь ход научного исследования в самых различных областях знания. После того как Лавуазье своими исследованиями 1776—83 выяснил природу дыхания, ни один серьезный физиолог больше не мог, конечно, поддерживать представление виталистов о том, что теплокровные организмы не охлаждаются в среде с низкой температурой благодаря «жизненной силе».
С этого времени «жизненная сила» начала шаг за шагом уступать свои позиции физико-химическим объяснениям и целому ряду других физиологических функций.
Когда же в 1828 Вёлеру удалось получить синтетическим путем такое типично органическое вещество, как мочевину, из образующих ее неорганических частей, оба виталистических принципа — «жизненная сила» и «жизненное вещество» — получили решающий для того времени удар. Еще в 1827 Берцелиус говорил об органической химии как о науке, изучающей вещества, к-рые специфичны для организма и образуются в нем под действием «жизненной силы».
После открытия Вёлера эти слова потеряли всякий смысл. С другой стороны, сильно подвигавшееся вперед изучение клеточного строения организма и процессов клеточного деления при развитии организма из яйца вынуждало совершенно по новому подойти к тем проблемам формообразования, которые были поставлены биологами 18 в. и чисто спекулятивным путем разрешались виталистами того времени. Т. о., вся обстановка — и научный прогресс и революционно-материалистический дух эпохи — создавала необходимость полного устранения мистических понятий, этих пережитков средневековой религии и философии.
Тем не менее, витализм продолжал еще занимать прочные позиции (Аккерман, Либих, Иоганнес Мюллер). Невозможность сведения всего своеобразия в деятельности организма и его взаимоотношениях со средой к чисто физико-химическим началам продолжала и дальше поддерживать виталистические системы. Соображения этого рода заставили выдающегося химика Юстуса Либиха, вместе с Вёлером плодотворно разрабатывавшего проблемы органической химии, выступить на защиту виталистических идей (1844—46). Химия в состоянии синтезировать органические вещества, и в этом отношении ей нельзя ставить никаких преград, но химическим путем никогда не удастся сконструировать орган, тем более организм. Для понимания жизни во всей ее сложности необходимо, поэтому, наряду с силами неживой природы принять еще особую силу,. господствующую в организмах над силами неживой природы. Эта сила, обусловливающая специфичность жизненных процессов, сама, однако, не представляет
