Еще если бы я разсказывалъ все ннжеслѣдующее со словъ другихъ, то можно было бы усомниться въ правдивости разсказа; но такъ какъ все нижеслѣдующее происходило на моихъ глазахъ, — то какое же можетъ быть сомнѣніе?
Я вѣдь знаю, не хуже другихъ, что лгать — стыдно.
На спиритическомъ сеансѣ насъ было немного, но народъ все испытанный: генералъ Сычевой, владѣлецъ похороннаго бюро Синявкинъ, два брата Заусайловн, хозяйка квартиры, гдѣ происходилъ сеансъ, старая дѣва Чмокина, медіумъ и я.
Собирались мы въ этомъ составѣ уже не первый разъ, и начало сеанса не предвѣщало ничего особенно выдающегося: когда медіумъ заснулъ, начались стуки, подбрасываніе коробки со спичками и обычное довольно немузыкальное, треньканье на гитарѣ.
— Это все скучно! — зѣвая, сказалъ Синявкинъ. — Сегодня для ради сочельника, можно было бы ожидать чего-нибудь и получше. Неправда-ли, госпожа медіумъ?