либо другой академической работѣ, за исключеніемъ, впрочемъ, нѣкоторыхъ отраслей естественныхъ наукъ. Отъ этихъ работъ вѣетъ молодостью и радостными надеждами; это становится особенно цѣнно, если принять во вниманіе, что матеріалъ, по большей части, суховатъ и въ общей массѣ даже утомителенъ. Отто Бетлингкъ, напримѣръ, одинъ изъ наиболѣе выдающихся индологовъ, до восьмидесяти лѣтъ оставался свѣжъ и бодръ духомъ, какъ юноша. Большинство этихъ ученыхъ отличается болѣе широкимъ взглядомъ на міръ и полною независимостью сужденій, въ противоположность нашимъ классическимъ филологамъ; гуманитарное вліяніе сказалось прежде всего на этихъ немногихъ знатокахъ: оно распутало ихъ узко-европейскія, предвзятыя представленія, освободивъ ихъ отъ владычества тѣсныхъ эллинскихъ схемъ и поднявъ до уровня зрѣлыхъ, сознательныхъ «индо-европейцевъ» .
Всѣ эти симптомы имѣютъ огромное значеніе. Индологія, рожденная самою жизнью, — къ жизни и возвращаетъ. Помимо своихъ научныхъ выводовъ, она, въ сочетаніи съ самою жизнью, — должна и зачать новую жизнь. Въ этомъ смыслѣ ей предстоитъ огромная задача.
Есть, впрочемъ, еще весьма важная разница между естественнымъ ходомъ развитія эллинскихъ и индологическихъ изслѣдованій. Вѣдь если центромъ тяжести эллинской жизни было художественное воплощеніе образовъ, то въ индусской жизни центръ этотъ Еесь лежитъ въ религіозно-философскомъ мышленіи. Эллинская филологія тѣсно связана съ поэтикой, индусская же — съ философіей. Вотъ на этотъ именно пунктъ и должна быть строжайше направлена посредствующая лупа научности, если мы будемъ разсма-
либо другой академической работе, за исключением, впрочем, некоторых отраслей естественных наук. От этих работ веет молодостью и радостными надеждами; это становится особенно ценно, если принять во внимание, что материал, по большей части, суховат и в общей массе даже утомителен. Отто Бетлингк, например, один из наиболее выдающихся индологов, до восьмидесяти лет оставался свеж и бодр духом, как юноша. Большинство этих ученых отличается более широким взглядом на мир и полною независимостью суждений, в противоположность нашим классическим филологам; гуманитарное влияние сказалось прежде всего на этих немногих знатоках: оно распутало их узко-европейские, предвзятые представления, освободив их от владычества тесных эллинских схем и подняв до уровня зрелых, сознательных «индо-европейцев» .
Все эти симптомы имеют огромное значение. Индология, рожденная самою жизнью, — к жизни и возвращает. Помимо своих научных выводов, она, в сочетании с самою жизнью, — должна и зачать новую жизнь. В этом смысле ей предстоит огромная задача.
Есть, впрочем, еще весьма важная разница между естественным ходом развития эллинских и индологических исследований. Ведь если центром тяжести эллинской жизни было художественное воплощение образов, то в индусской жизни центр этот Еесь лежит в религиозно-философском мышлении. Эллинская филология тесно связана с поэтикой, индусская же — с философией. Вот на этот именно пункт и должна быть строжайше направлена посредствующая лупа научности, если мы будем рассма-
