дение и пользование, или же обязанности оставления в его пользовании части имущества, напр., квартиры в доме, все равно, бесплатно или же за известное вознаграждение, или же обязанности доставления ему содержания и пропитания и проч., или же в сделках о предоставлении собственником имущества временного владения и пользования им другому лицу, когда на приобретателя этого права также должно считаться допустимым возложение подобных же обязанностей и в других сделках: духовном завещании, назначении приданного и проч., и притом не только обязанностей собственно в пользу самого отчуждателя каких-либо имущественных прав, но и других посторонних лиц. Из наших цивилистов касаются этой случайной принадлежности юридической сделки, Мейер (Рус. гр. пр., изд. 2, т. I, стр. 194), Шершеневич (Учеб. рус. гр. пр., изд. 2, стр. 146), Васьковский (Учеб. гр. пр., вып. 1, стр. 133) и Растеряев (Недейст. юрид. сделок, стр. 156) и из них Мейер называет ее не возложением обязанности, но обязательством, хотя при этом оговаривается, что он разумеет под условием о возложении обязанности именно modus права римского, а не обязательство, которое и по нашему праву имеет другое значение и именно значение существенной принадлежности многих сделок, а не случайной. Самое, затем, определение, даваемое им modus’у как обязательства, не порождающего права на чужое действие, а определяющего только образ его или вид, в котором оно должно совершиться далеко не представляется достаточно точным, вследствие чего к руководству и должно быть принято скорее определение, даваемое ему Бароном, по соображении постановлений права римского, а также согласное с ним определение Шершеневича, как определение о такой прибавке в юридической сделке, направленной на перенесение имущественных прав, которой на лицо, приобретающее право, возлагается обязанность исполнения известного действия или в пользу лица, его отчуждающего, или же в пользу других лиц, или же в видах достижения известной, определенной цели, но никак не определение, данное ему также и Растеряевым, как возложенного на контрагента сделки известного образа действия, почему, по его мнению, оно и должно скорее всего называться наказом.
Отличие, затем, этой случайной принадлежности сделки от условий Мейер, Шершеневич, Васьковский и Растеряев определяют точно так же, как и юристы римские, усматривая главное отличие ее от условия собственно суспензивного, с которым она только и имеет некоторое сходство в том, что в то время, как это последнее условие порождает нерешительное состояние сделки до его наступления и отдаляет до этого момента начало действия установленного ею правоотношения, возложение обязанности, напротив, никакого нерешительного состояния в этом правоотношении не производит и существует оно в полной силе с самого момента совершения сделки, вследствие чего и неисполнение обязанности само по себе еще не может разрушать сделку. Указав этими последними словами и на последствия неисполнения обязанности по отношению силы сделки, Мейер, Васьковский и Растеряев, однако же, далее, утверждают, что вследствие неисполнения обязанности, сделка все же может быть разрушена по требованию заинтересованной стороны, т. е. той стороны, в пользу которой обязанность установлена. Это-то последнее положение в таком его общем виде вряд ли, однако же, может быть признано правильным, как противоречащее самому существу modus’а, как такого определения в сделке, сущность которого, по объяснению Барона, в том именно и заключается, что им лицо обязанное только принуждается к исполнению обязанности, причем приобретение им самого права по сделке не откладывается, вследствие чего по праву римскому в виде правила общего вследствие неисполнения обязанности допускалось только требование со стороны заинтересованного лица, все равно самого ли совершителя
