ляемое в пространстве действия его правами состояния, представляется в том же виде, как по праву римскому представлялась caput в значении способности римского гражданина к обладанию частными гражданскими правами.
Указание, затем, на понятие дееспособности следует видеть в 221 ст. X т., по которой право на полное распоряжение имуществом и свобода вступить в обязательства приобретаются не прежде, как по достижении совершеннолетия. В этом постановлении речь идет, очевидно, не о правомочиях к обладанию гражданскими правами, но о праве полного и свободного распоряжения ими, в виде свободного распоряжения имуществом и принятия на себя обязательств, т. е. о праве по своему усмотрению или по своей воле распоряжаться принадлежащими лицу правами гражданскими, в чем собственно и заключается сущность дееспособности в том виде, в каком понятие это определяется правом римским, а также и новейшими законодательствами в смысле способности к самостоятельному изъявлению воли по предмету, разумеется, или распоряжения имуществом, или же принятия на себя обязательств. В соответствии с этим постановлением стоит и то определение 5 ст. IX т. законов о состояниях, по которому права состояния в отношении к пользованию восприемлют полную свою силу для каждого лица в особенности не прежде, как по достижении им установленного совершеннолетия, каковое постановление иначе не может быть понимаемо, как в смысле той же 221 ст. X т., вследствие того, что и в нем речь идет не о правомочии на обладание правами гражданскими, но о праве самостоятельного пользования ими, т. е. о праве самостоятельного осуществления их по воле управомоченного субъекта или, все равно, о его по отношению их дееспособности.
Одним словом, постановления эти дают, кажется, полное основание утверждать, что и по нашему закону вполне возможно установление понятий право- и дееспособности лица с теми же различиями между ними, по соображении которых понятия эти разграничены между собой правом римским и новейшими законодательствами, и ввиду чего представляется несколько странным то обстоятельство, что, несмотря на это, некоторыми из наших цивилистов понятия эти смешиваются. Так, напр., Мейер (Рус. гр. пр., изд. 2, т. I, стр. 66), рассматривая различные обстоятельства, так или иначе влияющие на имущественные права лица, говорит совместно и о поле, и о возрасте, и о здоровье, и о вероисповедании, и о состоянии, и об образовании, и о некоторых других обстоятельствах, не делая при этом между ними никакого различия по соображении значения их, как обстоятельств, могущих влиять или только на правоспособность лица, как, напр., состояние, пол, вероисповедание и другие, или же только на его дееспособность, как, напр., возраст, здоровье и проч., что указывает на смешение Мейером и самых понятий право- и дееспособности. Такое смешение этих понятий еще более наглядно выступает у другого нашего цивилиста, Кавелина, который в его статье „Об ограничениях гражданской правоспособности в России по состояниям и званиям“ дает такое определение правоспособности: „под гражданской правоспособностью следует разуметь способность или возможность к юридическим действиям или отношениям по правам имущественным — вещным и обязательственным“ и далее: „понятие это предполагает права состоять во всякого рода юридических гражданских отношениях и совершать всякого рода гражданские юридические действия, что в свою очередь предполагает полную физическую, умственную и нравственную способность действовать самостоятельно без посторонней опеки и руководства“ (Жур. Мин. Юст., 1862 г., кн. 3, стр. 482—483). Обусловление правоспособности лица наличностью последних обстоятельств, т. е. наличностью полной физической и умственной зрелости лица, явно указывает на
