должно быть обсуждаемо по законам места их установления, но что самое их осуществление должно уже быть обсуждаемо по законам позднейшего фактического места нахождения имущества.
Что касается, далее, указания случаев допустимости у нас применения законов иностранных, относящихся до прав обязательственных, то в этом отношении мы имеем в нашем законе даже прямое указание, по крайней мере относительно того — по каким законам должно быть обсуждаемо возникновение обязательств договорных, или вообще устанавливаемых частной волей. Именно в ст. 707 уст. гр. суд., в этом отношении постановлено: „Договоры и акты, совершаемые за границею, обсуждаются на основании законов того государства, в пределах коего они совершены, и признаются действительными, если только заключающаяся в них сделка не противна общественному порядку и не воспрещается законами Империи“. По поводу этого правила нельзя прежде всего не заметить, что оно должно быть понимаемо в значении постановления права материального, несмотря на то, что оно помещено в уставе судопроизводства и, притом, в значении такого постановления права материального, которым имелось в виду, как объяснили сенат (реш. 1890 г., № 12) и Мыш (Жур. гр. и уг. пр., 1885 г., кн. 7, стр. 19), указать на допустимость обсуждения у нас по законам иностранным договоров и актов именно по их содержанию, а не со стороны формы их совершения, вследствие того, что определение о применении законов иностранных, относящихся собственно до формы сделок и актов, выражено в другом постановлении закона, заключающемся в 464 ст. уст. гр. суд. Если этот вывод правилен, то, само собой разумеется, конечно, что ввиду прямого указания 707 ст. на то, что обязательства, вытекающие как из договоров, так и иных сделок, напр., духовного завещания совершенных за границей, должны быть обсуждаемы у нас по законам места их совершения, и нельзя не признать совершенно основательным мнение Мейера, высказанное им еще до появления в нашем законодательстве этой статьи, что законность, или незаконность вообще действий, порождающих обязательства, должны быть обсуждаемы по законам места совершения этих действий (Рус. гр. пр., изд. 2, т. І, стр. 39). Заключение это разделяет также и Гольмстен в изданных лекциях Мейера (изд. 7, стр. 37), так как и он говорит, что действия, определяемые как содержанием акта, так и законом, должны быть определяемы, первые по законам места совершения акта, а вторые по законам места их совершения. По указанию Мартенса, напротив, следует считать допустимым обсуждение сделки по законам места ее совершения не всегда, но лишь только в тех случаях, когда из самой сделки нельзя усмотреть, чтобы контрагенты ее не имели в виду совершить ее по другим законам, напр., по их национальному закону, или по закону их места жительства, в каковых случаях сделка между ними скорее должна быть обсуждаема уже по одному из этих законов (Совр. междун. пр., т. II, стр. 328—329). Хотя в нашем законе содержится только первое из этих указаний, но, несмотря на это, нельзя, кажется, не признать, как это замечает и Мыш (Жур. гр. и уг. пр., 1885 г., кн. 7, стр. 39), что у нас может быть допущено обсуждение сделок, как и по национальным законам их контрагентов, так и другим, в тех случаях, когда они или сами сделали на это прямое указание в их сделке, или же когда заключена за границей русскими подданными такая сделка, исполнение по которой должно последовать в России; в последнем случае на том основании, что наш закон только как бы по снисхождению допускает применение закона иностранного в некоторых случаях, вследствие чего регулирование правоотношения и в этих случаях не по закону иностранному, а по нашему не может считаться ему противным; а в первом потому, что
