ных судов, а также Петербургской и Московской судебных палат, которыми вопрос о праве иностранцев домогаться узаконения детей по нашим законам перед нашими судебными установлениями разрешался в смысле отрицательном, главным образом, на основании того соображения, что личные права иностранцев должны подлежать обсуждению по их национальным законам, а не по нашим. Это же заключение было высказано в нашей литературе Носенко (Производство дел об узаконении и усыновлении детей, стр. 14) и Коркуновым в его статье „Укоренение иностранцев и прекращение подданства“ (Жур. Мин. Юст., 1895 г., кн. 10, стр. 83—84), из которых последний указывает как на одно из оснований невозможности принятия заключения противоположного, кроме того, еще на то обстоятельство, что допущение узаконения детей по нашим законам всеми иностранцами, иногда быть может совершенно случайно и на короткое время в России пребывающими, привело бы к такой путанице в определении их семейных прав не по их национальным законам, что одно и то же лицо могло бы оказываться то узаконенным, то нет, то законнорожденным, то прижитым вне брака и проч. Выставляемый в основание этого последнего заключения довод не может, однако же, по мнению Шматкова, служить препятствием к признанию за иностранцами права домогаться узаконения детей, значащихся даже русскими подданными, перед нашими судебными установлениями и по нашим законам, ввиду указанных им оснований, устраняющих, по его мнению, значение этого довода. На самом деле, однако же, если и можно признать подлежащим принятию к руководству это заключение, то вовсе не потому, как утверждает Шматков, чтобы ввиду неупоминания в нашем законе о разделении законов, в видах определения различных прав иностранцев у нас, на statuta realia и statuta personalia, было невозможно принятие за основание для определения личных прав их национального закона, а собственно потому, что по нашему закону, как указал сенат, нет основания отказывать иностранцам в пользовании собственно в пределах России правом на узаконение детей, хотя бы даже значащихся русскими подданными, в порядке охранительного производства, что вовсе, однако же, не устраняет допустимости применения у нас к определению прав иностранцев, вытекающих из узаконения детей, уже совершившегося их национальных законов в наших судебных установлениях, в случаях обсуждения в них споров об этих правах, или, все равно, не устраняет допустимости применения к определению их того принципа, выставляемого Мартенсом, в силу которого личные права, вытекающие из легитимации детей, должны подлежать определению по национальным законам супругов, принципа, не могущего в то же время собственно по нашим законам служить препятствием к принятию к руководству и заключения, высказанного сенатом. Наконец, последнее положение, высказанное Мартенсом в видах разрешения вопроса о применении законов иностранных об опеке и попечительстве, опять вряд ли может быть признано подлежащим принятию к руководству, ввиду того, что вследствие указаний, содержащихся в 249 ст. X т., а затем в 77 ст. XI т. 2 ч. уст. консульского, порядок назначения опеки над малолетними, остающимися после смерти родителей русских подданных в государствах иностранных, и в особенности вследствие указания последней статьи на то, что русский консул в этих случаях должен заменять опекуна, соображаясь при этом с местными законами страны и существующими с ней на этот предмет трактатами, скорее следует признать, что права по опеке и попечительству должны быть определяемы не по национальным законам опекаемого, как утверждает Мартенс, а по законам места установления опеки. В тех, напротив, случаях, когда опека учреждена над иностранцем и над его
118
ПРИМЕНЕНИЕ ЗАКОНОВ ИНОСТРАННЫХ.
