Иосилевича, может представляться лишь только тогда, когда содержание искового права встречного истца превышает его эксцепционное право, когда за отказом истцу в его первоначальном иске, ответчику остается еще что-либо требовать, или остается еще интерес для иска, как, напр., в том случае, когда бы истец предъявил иск о взыскании одного какого-либо срочного платежа по арендному контракту, а ответчик защищался против этого иска предъявлением встречного иска об уничтожении всего контракта, как недействительного. Подобные встречные иски представляются вполне возможными, и хотя такого рода иски и являются не только средством нападения, но и защиты, но и они, для того, чтобы представляться действительными исками встречными, а не возражениями, должны непременно заключаться в самостоятельных требованиях, обращенных ответчиком к истцу, вследствие чего, и такого рода искам должен быть непременно присущ один из главных и существенных элементов всякого встречного иска, отличающий его от простого возражения против иска, — или элемент самостоятельности требования ответчика. Ввиду этого обстоятельства, и нельзя не признать, что тот признак некоторых встречных исков, на который указал Иосилевич, на самом деле не имеет существенного значения но отношению определения понятия встречного иска, тем более, что указание Иосилевича не может иметь и никакого практического значения по отношению разграничения тех случаев, когда бы следовало признавать ответчика обязанным защищаться против первоначальных требований истца непременно предъявлением встречного иска, а не возражения против иска, вследствие того, что Иосилевич совершенно основательно полагает, что даже в тех случаях, когда право ответчика шире права истца, как в вышеприведенных примерах, он вправе охранять свое право и вместе с тем парализовать право истца одинаково, как посредством встречного иска, так и посредством возражения против иска первоначального, на том основании, что ответчик вообще не может быть принуждаем к предъявлению встречного иска, вследствие того, что предъявление вообще всякого иска есть только право управомоченного лица, а не его обязанность (Журн. гражд. и угол. пр., 1885 г., кн. 6, стр. 7—21). В этом же смысле по вопросу об обязанности ответчика защищаться против требований истца путем иска, или возражения высказался и сенат (реш. 1878 года, № 54), который также объяснил, что ответчик ни в каком случае не может быть принуждаем к защите его прав, в случае предъявления им возражения о недействительности акта, составляющего основание искового требования истца, напр. о недействительности духовного завещания, вместо возражения, непременно, путем встречного иска, даже в тех случаях, когда возражением ответчика затрагивается действительность всего акта, а не только части его, служащей основанием иску.
Обращаясь к рассмотрению условий, при которых требования ответчика, заявленные в виде встречного иска, могут подлежать совместному рассмотрению в одном производстве с иском первоначальным, предъявленным истцом, я не могу не заметить, что вследствие неопределительности постановлений нашего устава о встречном иске, правильное определение этих условий довольно трудно, тем более, что практика сената не представляет в этом отношении не только никаких руководящих начал, но дает в некоторых случаях указания, как мне кажется, прямо противоречащие закону. Постановления устава не дают никакого определения, пи понятия встречного иска, ни условий, при наличности которых встречный иск допустим. В 340 ст. сказано только, что ответчик имеет право заявить встречный иск, но ни в этой статье, ни в других, устав не ставит никаких ограничений праву ответчика предъявлять встречный иск,
