Левину избранными счастливцами, потому что они были тутъ, вблизи отъ нея. Всѣ катавшіеся, казалось, совершенно равнодушно обгоняли, догоняли ее, даже говорили съ ней и совершенно независимо отъ нея веселились, пользуясь отличнымъ льдомъ и хорошею погодой.
Николай Щербацкій, двоюродный братъ Кити, въ коротенькой жакеткѣ и узкихъ панталонахъ, сидѣлъ съ коньками на ногахъ на скамейкѣ и, увидавъ Левина, закричалъ ему:
— А, первый русскій конькобѣжецъ! Давно ли? Отличный ледъ, надѣвайте же коньки.
— У меня и коньковъ нѣтъ, — отвѣчалъ Левинъ, удивляясь этой смѣлости и развязности въ ея присутствіи и ни на секунду не теряя ее изъ вида, хотя и не глядѣлъ на нее. Онъ чувствовалъ, что солнце приближалось къ нему. Она была на углу и, тупо поставивъ узкія ножки въ высокихъ ботинкахъ, видимо робѣя, катилась къ нему. Отчаянно махавшій руками и пригибавшійся къ землѣ мальчикъ въ русскомъ платьѣ обгонялъ ее. Она катилась не совсѣмъ твердо; вынувъ руки изъ маленькой муфты, висѣвшей на снуркѣ, она держала ихъ наготовѣ и, глядя на Левина, котораго она узнала, улыбалась ему и своему страху. Когда поворотъ кончился, она дала себѣ толчокъ упругою ножкой и подкатилась прямо къ Щербацкому и, ухватившись за него рукой, улыбаясь кивнула Левину. Она была прекраснѣе, чѣмъ онъ воображалъ ее.
Когда онъ думалъ о ней, онъ могъ себѣ живо представить ее всю, въ особенности прелесть этой, съ выраженіемъ дѣтской ясности и доброты, небольшой бѣлокурой головки, такъ свободно поставленной на статныхъ дѣвичьихъ плечахъ. Дѣтскость выраженія ея лица въ соединеніи съ тонкою красотой стана составляли ея особенную прелесть, которую онъ хорошо понималъ; но что всегда, какъ неожиданность, поражало въ ней, это было выраженіе ея глазъ, кроткихъ, спокойныхъ и правдивыхъ, и въ особенности ея улыбка, всегда переносившая Левина въ волшебный міръ, гдѣ онъ чувствовалъ себя умиленнымъ
