— Да тамъ ихъ тьма тьмущая!—воскликнулъ молодой человѣкъ.—Шумъ, гамъ! Исторія на исторіи! Охъ, у меня въ глазахъ темнѣетъ! Я упаду навзничь!
— Нѣтъ, смѣло иди впередъ!—сказала старуха.—Идя прямо на встрѣчу жизни, въ самую густую толпу, да насторожи и глаза, и уши, и сердце! Тогда живо придумаешь что-нибудь! Но сперва отдай мнѣ мои очки и слуховой рожокъ, а тамъ и ступай себѣ!
И она взяла у него и то, и другое.
— Теперь я ровно ничего не вижу!—сказалъ молодой человѣкъ.—И ничего не слышу!
— Ну, видно не сдѣлаться тебѣ поэтомъ къ Пасхѣ!—сказала знахарка.
— А когда же?—спросилъ онъ.
— Ни къ Пасхѣ, ни къ Троицѣ! Тебѣ никогда ничего не придумать!
— Такъ за что же мнѣ взяться, что дѣлать, если я хочу жить творчествомъ?
— Ну, этого-то ты можешь добиться и къ масляницѣ! Засади поэтовъ въ бочку, да и колоти по ней![1] Колоти по ихъ твореніямъ, это все одно, что колотить ихъ самихъ! Только не падай духомъ, колоти хорошенько и сколотишь себѣ деньжонки! Хватитъ на прокормъ и тебѣ, и женѣ!
— Вотъ что можно придумать!—сказалъ молодой человѣкъ и принялся колотить поэтовъ одного за другимъ,—самому-то ему не удалось сдѣлаться поэтомъ.
Мы узнали все это отъ знахарки; она-то ужъ знаетъ, что можно придумать!
- ↑ Намекъ на старинный обычай сажать на масляницѣ въ бочку кошку. См. примѣч. т. II, стр. 153. — Старый обычай, долго державшійся въ Даніи: въ бочку сажаютъ кошку и начинаютъ изо всѣхъ силъ колотить по бочкѣ, пока, наконецъ, не вышибутъ изъ нея дно, и кошка, какъ угорѣлая, не выскочитъ оттуда. Примѣч. перев.
— Да там их тьма тьмущая! — воскликнул молодой человек. — Шум, гам! История на истории! Ох, у меня в глазах темнеет! Я упаду навзничь!
— Нет, смело иди вперёд! — сказала старуха. — Идя прямо навстречу жизни, в самую густую толпу, да насторожи и глаза, и уши, и сердце! Тогда живо придумаешь что-нибудь! Но сперва отдай мне мои очки и слуховой рожок, а там и ступай себе!
И она взяла у него и то, и другое.
— Теперь я ровно ничего не вижу! — сказал молодой человек. — И ничего не слышу!
— Ну, видно не сделаться тебе поэтом к Пасхе! — сказала знахарка.
— А когда же? — спросил он.
— Ни к Пасхе, ни к Троице! Тебе никогда ничего не придумать!
— Так за что же мне взяться, что делать, если я хочу жить творчеством?
— Ну, этого-то ты можешь добиться и к маслянице! Засади поэтов в бочку, да и колоти по ней![1] Колоти по их творениям, это всё одно, что колотить их самих! Только не падай духом, колоти хорошенько и сколотишь себе деньжонки! Хватит на прокорм и тебе, и жене!
— Вот что можно придумать! — сказал молодой человек и принялся колотить поэтов одного за другим, — самому-то ему не удалось сделаться поэтом.
Мы узнали всё это от знахарки; она-то уж знает, что можно придумать!
Теперь я разскажу вамъ исторію о счастьѣ. Всѣ знакомы съ счастьемъ, но инымъ оно улыбается изъ года въ годъ, инымъ только въ извѣстные годы, а бываютъ и такіе люди, которыхъ оно даритъ улыбкою лишь разъ въ ихъ жизни, но такихъ, которымъ бы оно не улыбнулось хоть разъ—нѣтъ.
Я не стану разсказывать о томъ, что маленькихъ дѣтей
- ↑ Намёк на старинный обычай сажать на маслянице в бочку кошку. См. примеч. т. II, стр. 153. — Старый обычай, долго державшийся в Дании: в бочку сажают кошку и начинают изо всех сил колотить по бочке, пока, наконец, не вышибут из неё дно, и кошка, как угорелая, не выскочит оттуда. Примеч. перев.
Теперь я расскажу вам историю о счастье. Все знакомы со счастьем, но иным оно улыбается из года в год, иным только в известные годы, а бывают и такие люди, которых оно дарит улыбкою лишь раз в их жизни, но таких, которым бы оно не улыбнулось хоть раз — нет.
Я не стану рассказывать о том, что маленьких детей