Снѣгъ порѣдѣлъ, облака остались внизу; онъ оглянулся назадъ—никого уже не было видно, но хохотъ и пѣніе раздавались попрежнему. Странно, не по-человѣчески звучали они!
Наконецъ, Руди достигъ высочайшей горной площадки, откуда уже начинался спускъ въ долину Роны; тутъ онъ увидалъ въ той сторонѣ, гдѣ лежитъ долина Шамуни, на узкой голубой полоскѣ неба, проглянувшей изъ облаковъ, двѣ ясныя звѣздочки. Руди вспомнилась Бабетта, онъ сталъ думать о ней, о себѣ самомъ, о своемъ счастьѣ, и—на сердцѣ у него стало такъ тепло!
Снег поредел, облака остались внизу; он оглянулся назад — никого уже не было видно, но хохот и пение раздавались по-прежнему. Странно, не по-человечески звучали они!
Наконец, Руди достиг высочайшей горной площадки, откуда уже начинался спуск в долину Роны; тут он увидал в той стороне, где лежит долина Шамуни, на узкой голубой полоске неба, проглянувшей из облаков, две ясные звёздочки. Руди вспомнилась Бабетта, он стал думать о ней, о себе самом, о своём счастье, и — на сердце у него стало так тепло!
— Вотъ такъ барскія вещи принесъ ты съ собою, Руди!—сказала ему старая тетка, и ея странные орлиные глаза засверкали, а худая шея заворочалась еще быстрѣе.—Везетъ тебѣ, Руди! Дай я расцѣлую тебя, милый мой мальчикъ!
И Руди позволилъ себя цѣловать, хотя по лицу его видно было, что онъ только покоряется обстоятельствамъ, примиряется съ маленькими домашними непріятностями.
— Какой ты красавецъ, Руди!—прибавила старуха.
— Ну, ну, разсказывай сказки!—сказалъ Руди и засмѣялся; слова старухи, однако, польстили ему.
—А я все-таки повторю!—сказала она.—Везетъ тебѣ!
— Ну, насчетъ этого-то я согласенъ съ тобой!—отвѣтилъ онъ, и ему вспомнилась Бабетта.
Никогда еще онъ такъ не скучалъ по глубокой долинѣ.
„Теперь они, вѣрно, дома!“—сказалъ онъ самъ себѣ.—„Вѣдь, прошло уже два дня съ того срока, который они назначили! Надо пойти въ Бэ!“
И Руди пошелъ въ Бэ. Хозяева оказались дома. Приняли его очень радушно и передали поклоны отъ Интерлакенскихъ родственниковъ. Бабетта говорила не много; она стала вдругъ молчалива; зато говорили ея глаза, и Руди этого было довольно. Мельникъ вообще любилъ поговорить самъ,—онъ, вѣдь, привыкъ, что надъ его прибаутками и красными словцами всегда дружно смѣялись: еще бы! онъ былъ такой богачъ! Но теперь онъ, повидимому, предпочиталъ слушать разсказы Руди о его охотничьихъ приключеніяхъ. Руди разсказывалъ о трудностяхъ и опасностяхъ, которыя приходится испытывать охотнику за сер-
— Вот так барские вещи принёс ты с собою, Руди! — сказала ему старая тётка, и её странные орлиные глаза засверкали, а худая шея заворочалась ещё быстрее. — Везёт тебе, Руди! Дай я расцелую тебя, милый мой мальчик!
И Руди позволил себя целовать, хотя по лицу его видно было, что он только покоряется обстоятельствам, примиряется с маленькими домашними неприятностями.
— Какой ты красавец, Руди! — прибавила старуха.
— Ну, ну, рассказывай сказки! — сказал Руди и засмеялся; слова старухи, однако, польстили ему.
—А я всё-таки повторю! — сказала она. — Везёт тебе!
— Ну, насчет этого-то я согласен с тобой! — ответил он, и ему вспомнилась Бабетта.
Никогда ещё он так не скучал по глубокой долине.
«Теперь они, верно, дома!» — сказал он сам себе. — «Ведь, прошло уже два дня с того срока, который они назначили! Надо пойти в Бэ!»
И Руди пошёл в Бэ. Хозяева оказались дома. Приняли его очень радушно и передали поклоны от Интерлакенских родственников. Бабетта говорила немного; она стала вдруг молчалива; зато говорили её глаза, и Руди этого было довольно. Мельник вообще любил поговорить сам, — он, ведь, привык, что над его прибаутками и красными словцами всегда дружно смеялись: ещё бы! он был такой богач! Но теперь он, по-видимому, предпочитал слушать рассказы Руди о его охотничьих приключениях. Руди рассказывал о трудностях и опасностях, которые приходится испытывать охотнику за сер-
