Я не хочу смутить ея покой.
Спаси-жъ ее, о, Боже мой!
Да, такіе стихи пишутъ многіе влюбленные, но благоразумные люди ихъ не печатаютъ. Офицеръ, любовь и бѣдность—вотъ треугольникъ или, вѣрнѣе, половинка разбитой игральной кости Счастья. Такъ оно казалось и самому офицеру, и онъ, глубоко вздыхая, прислонился головой къ окну.
— Бѣднякъ ночной сторожъ и тотъ счастливѣе меня! Онъ не знаетъ моихъ мученій! У него есть свой уголъ, жена и дѣти, которыя дѣлятъ съ нимъ и горе, и радость. Ахъ, будь я на его мѣстѣ, я былъ бы счастливѣе!
Въ ту же минуту ночной сторожъ сталъ опять сторожемъ; онъ, вѣдь, сдѣлался офицеромъ только благодаря калошамъ, но, какъ мы видѣли, почувствовалъ себя еще несчастнѣе и захотѣлъ лучше быть тѣмъ, чѣмъ былъ на самомъ дѣлѣ. Итакъ, ночной сторожъ сталъ опять ночнымъ сторожемъ.
— Фу, какой гадкій сонъ приснился мнѣ!—сказалъ онъ.—Довольно забавный, впрочемъ! Мнѣ чудилось, что я будто бы и есть тотъ офицеръ, который живетъ тамъ, на верху, и мнѣ было совсѣмъ не весело! Мнѣ недоставало жены и моихъ ребятишекъ, готовыхъ зацѣловать меня до смерти!
И ночной сторожъ опять заклевалъ носомъ, но сонъ все не выходилъ у него изъ головы. Вдругъ съ неба скатилась звѣзда.
— Ишь, покатилась!—сказалъ онъ.—Ну, да ихъ много еще осталось! А посмотрѣлъ бы я эти штучки поближе, особенно мѣсяцъ; тотъ ужъ не проскочитъ между пальцевъ! По смерти,—говоритъ студентъ, на котораго стираетъ жена—мы будемъ перелетать съ одной звѣзды на другую. Это неправда, а то забавно было бы! Вотъ, если бы мнѣ удалось прыгнуть туда сейчасъ, а тѣло пусть бы полежало тутъ, на ступенькахъ!
Есть вещи, которыя вообще надо высказывать съ опаской, особенно если у тебя на ногахъ колоши Счастья. Вотъ послушайте-ка, что случилось съ ночнымъ сторожемъ!
Всѣ мы, люди, или почти всѣ, имѣемъ понятіе о скорости движенія посредствомъ пара,—кто не ѣзжалъ по желѣзнымъ дорогамъ или на кораблѣ по морю? Но эта скорость все равно, что скорость лѣнивца-тихохода или улитки въ сравненіи съ скоростью свѣта. Свѣтъ бѣжитъ въ девятнадцать милліоновъ разъ быстрѣе самаго рѣзваго рысака, а электричество такъ и
Я не хочу смутить её покой.
Спаси ж её, о, Боже мой!
Да, такие стихи пишут многие влюблённые, но благоразумные люди их не печатают. Офицер, любовь и бедность — вот треугольник или, вернее, половинка разбитой игральной кости Счастья. Так оно казалось и самому офицеру, и он, глубоко вздыхая, прислонился головой к окну.
— Бедняк ночной сторож и тот счастливее меня! Он не знает моих мучений! У него есть свой угол, жена и дети, которые делят с ним и горе, и радость. Ах, будь я на его месте, я был бы счастливее!
В ту же минуту ночной сторож стал опять сторожем; он, ведь, сделался офицером только благодаря калошам, но, как мы видели, почувствовал себя ещё несчастнее и захотел лучше быть тем, чем был на самом деле. Итак, ночной сторож стал опять ночным сторожем.
— Фу, какой гадкий сон приснился мне! — сказал он. — Довольно забавный, впрочем! Мне чудилось, что я будто бы и есть тот офицер, который живёт там, наверху, и мне было совсем невесело! Мне недоставало жены и моих ребятишек, готовых зацеловать меня до смерти!
И ночной сторож опять заклевал носом, но сон всё не выходил у него из головы. Вдруг с неба скатилась звезда.
— Ишь, покатилась! — сказал он. — Ну, да их много ещё осталось! А посмотрел бы я эти штучки поближе, особенно месяц; тот уж не проскочит между пальцев! По смерти, — говорит студент, на которого стирает жена — мы будем перелетать с одной звезды на другую. Это неправда, а то забавно было бы! Вот, если бы мне удалось прыгнуть туда сейчас, а тело пусть бы полежало тут, на ступеньках!
Есть вещи, которые вообще надо высказывать с опаской, особенно если у тебя на ногах калоши Счастья. Вот послушайте-ка, что случилось с ночным сторожем!
Все мы, люди, или почти все, имеем понятие о скорости движения посредством пара, — кто не езжал по железным дорогам или на корабле по морю? Но эта скорость всё равно, что скорость ленивца-тихохода или улитки в сравнении со скоростью света. Свет бежит в девятнадцать миллионов раз быстрее самого резвого рысака, а электричество так и