съ одной шеей, да ртомъ,—къ тому же заткнутымъ пробкой—небось, не запѣла бы! Впрочемъ, и то хорошо, что хоть кто-нибудь можетъ веселиться! Мнѣ не съ чего веселиться и пѣть, да я и не могу нынче пѣть! А въ былыя времена—когда я была еще цѣлою бутылкою—и я пѣвала, если по мнѣ водили мокрою пробкой. Меня даже звали когда-то жаворонкомъ, большимъ жаворонкомъ! Я бывала и въ лѣсу! Какъ же, меня брали съ собою въ день помолвки скорняковой дочки. Да, я помню все такъ живо, какъ будто дѣло было вчера! Много я пережила, какъ подумаю, прошла черезъ огонь и воду, побывала и подъ землею и въ поднебесьи, не то, что другіе! А теперь я опять парю въ воздухѣ и грѣюсь на солнышкѣ! Мою исторію стоитъ послушать! Но я не разсказываю ея вслухъ, да и не могу“.
И горлышко разсказало ее самому себѣ, вѣрнѣе, продумало ее про себя; исторія и въ самомъ дѣлѣ была довольно замѣчательная; а коноплянка въ это время знай себѣ распѣвала въ клѣткѣ, внизу по улицѣ шли и ѣхали люди, каждый думалъ свое или совсѣмъ ни о чемъ не думалъ,—зато думало бутылочное горлышко!
Оно вспоминало огненную печь на стеклянномъ заводѣ, гдѣ въ бутылку вдунули жизнь, помнило, какъ горяча была молодая бутылка, какъ она смотрѣла въ бурлящую плавильную печь,—мѣсто своего рожденія—чувствуя пламенное желаніе броситься туда обратно. Но мало-по-малу она остыла и вполнѣ примирилась съ своимъ новымъ положеніемъ. Она стояла въ ряду другихъ братьевъ и сестеръ. Ихъ былъ тутъ цѣлый полкъ! Всѣ онѣ вышли изъ одной печки, но нѣкоторыя были предназначены для шампанскаго, другія для пива, а это разница! Впослѣдствіи случается, конечно, что и пивная бутылка наполняется драгоцѣннымъ Lacrymae Christi,[1] а шампанская—ваксою, но все же природное назначеніе каждой сразу выдается ея фасономъ,—благородная останется благородной даже съ ваксой внутри!
Всѣ бутылки были упакованы; наша бутылка тоже; тогда она и не предполагала еще, что кончитъ въ видѣ бутылочнаго горлышка, въ должности стаканчика для птички,—должности, впрочемъ, въ сущности довольно почтенной: лучше быть хоть чѣмъ-нибудь, нежели ничѣмъ! Бѣлый свѣтъ бутылка увидала только въ ренсковомъ погребѣ;[2] тамъ ее и другихъ ея товарокъ распаковали и выполоскали,—вотъ странное было ощущеніе!
- ↑ Лакрима Кристи — известное итальянское вино. (прим. редактора Викитеки)
- ↑ Ренсковый погреб — погреб с продажей виноградных вин. (прим. редактора Викитеки)
с одной шеей, да ртом, — к тому же заткнутым пробкой — небось, не запела бы! Впрочем, и то хорошо, что хоть кто-нибудь может веселиться! Мне не с чего веселиться и петь, да я и не могу нынче петь! А в былые времена — когда я была ещё целою бутылкою — и я певала, если по мне водили мокрою пробкой. Меня даже звали когда-то жаворонком, большим жаворонком! Я бывала и в лесу! Как же, меня брали с собою в день помолвки скорняковой дочки. Да, я помню всё так живо, как будто дело было вчера! Много я пережила, как подумаю, прошла через огонь и воду, побывала и под землёю и в поднебесье, не то, что другие! А теперь я опять парю в воздухе и греюсь на солнышке! Мою историю стоит послушать! Но я не рассказываю её вслух, да и не могу».
И горлышко рассказало её самому себе, вернее, продумало её про себя; история и в самом деле была довольно замечательная; а коноплянка в это время знай себе распевала в клетке, внизу по улице шли и ехали люди, каждый думал своё или совсем ни о чём не думал, — зато думало бутылочное горлышко!
Оно вспоминало огненную печь на стеклянном заводе, где в бутылку вдунули жизнь, помнило, как горяча была молодая бутылка, как она смотрела в бурлящую плавильную печь, — место своего рождения — чувствуя пламенное желание броситься туда обратно. Но мало-помалу она остыла и вполне примирилась со своим новым положением. Она стояла в ряду других братьев и сестёр. Их был тут целый полк! Все они вышли из одной печки, но некоторые были предназначены для шампанского, другие для пива, а это разница! Впоследствии случается, конечно, что и пивная бутылка наполняется драгоценным Lacrymae Christi,[1] а шампанская — ваксою, но всё же природное назначение каждой сразу выдаётся её фасоном, — благородная останется благородной даже с ваксой внутри!
Все бутылки были упакованы; наша бутылка тоже; тогда она и не предполагала ещё, что кончит в виде бутылочного горлышка, в должности стаканчика для птички, — должности, впрочем, в сущности довольно почтенной: лучше быть хоть чем-нибудь, нежели ничем! Белый свет бутылка увидала только в ренсковом погребе;[2] там её и других её товарок распаковали и выполоскали, — вот странное было ощущение!
- ↑ Лакрима Кристи — известное итальянское вино. (прим. редактора Викитеки)
- ↑ Ренсковый погреб — погреб с продажей виноградных вин. (прим. редактора Викитеки)
