жизнью,—ну, вотъ, такъ оно и случилось! Вернуться онъ больше не вернется, и спрашивать о немъ сестра меня не посмѣетъ“.
И онъ нашвырялъ ногами на то мѣсто, гдѣ схоронилъ убитаго, сухихъ листьевъ, и пошелъ себѣ домой. Но шелъ онъ во тьмѣ ночной не одинъ: съ нимъ былъ крошка-эльфъ. Эльфъ сидѣлъ въ сухомъ, свернувшемся въ трубочку, липовомъ листкѣ, упавшемъ злодѣю на голову въ то время, какъ тотъ зарывалъ яму. Окончивъ работу, убійца надѣлъ на голову шляпу; подъ ней было страхъ какъ темно, и крошка-эльфъ весь дрожалъ отъ ужаса и отъ негодованія на злодѣя.
На зарѣ злой человѣкъ пришелъ домой, снялъ шляпу и прошелъ въ спальню сестры. Молодая, цвѣтущая красавица спала и видѣла во снѣ того, кого она такъ любила и кто уѣхалъ теперь, какъ она думала, за море. Злой братъ наклонился надъ ней и засмѣялся злобнымъ, дьявольскимъ смѣхомъ; сухой листокъ выпалъ изъ его волосъ на одѣяло сестры, но онъ не замѣтилъ этого и ушелъ къ себѣ соснуть до утра. Эльфъ выкарабкался изъ сухого листка, приблизился къ самому уху молодой дѣвушки и разсказалъ ей во снѣ объ ужасномъ убійствѣ, описалъ мѣсто, гдѣ оно произошло, цвѣтущую липу, подъ которой убійца зарылъ тѣло, и, наконецъ, добавилъ: „А чтобы ты не приняла всего этого за простой сонъ, я оставлю на твоей постели сухой листокъ“.—И она нашла этотъ листокъ, когда проснулась.
О, какъ горько она плакала! Но никому не смѣла бѣдняжка довѣрить своего горя. Окно стояло отвореннымъ цѣлый день, крошка-эльфъ легко могъ выпорхнуть въ садъ и летѣть къ розамъ и другимъ цвѣтамъ, но ему не хотѣлось оставить бѣдняжку одну. На окнѣ стояла въ цвѣточномъ горшкѣ мѣсячная роза; онъ усѣлся въ одинъ изъ ея цвѣтовъ и глазъ не сводилъ съ убитой горемъ дѣвушки. Братъ ея нѣсколько разъ входилъ въ комнату и былъ злобно-веселъ; она же не смѣла и заикнуться ему о своемъ сердечномъ горѣ.
Какъ только настала ночь, дѣвушка потихоньку вышла изъ дома, отправилась въ рощу, прямо къ липовому дереву, разбросала сухія листья, разрыла землю и нашла убитаго. Ахъ, какъ она плакала и молила Бога, чтобы онъ послалъ смерть и ей.
Она бы охотно унесла съ собой дорогое тѣло, да нельзя было, и вотъ она взяла блѣдную голову съ закрытыми гла-
жизнью, — ну, вот, так оно и случилось! Вернуться он больше не вернётся, и спрашивать о нём сестра меня не посмеет».
И он нашвырял ногами на то место, где схоронил убитого, сухих листьев, и пошёл себе домой. Но шёл он во тьме ночной не один: с ним был крошка-эльф. Эльф сидел в сухом, свернувшемся в трубочку, липовом листке, упавшем злодею на голову в то время, как тот зарывал яму. Окончив работу, убийца надел на голову шляпу; под ней было страх как темно, и крошка-эльф весь дрожал от ужаса и от негодования на злодея.
На заре злой человек пришёл домой, снял шляпу и прошёл в спальню сестры. Молодая, цветущая красавица спала и видела во сне того, кого она так любила и кто уехал теперь, как она думала, за море. Злой брат наклонился над ней и засмеялся злобным, дьявольским смехом; сухой листок выпал из его волос на одеяло сестры, но он не заметил этого и ушёл к себе соснуть до утра. Эльф выкарабкался из сухого листка, приблизился к самому уху молодой девушки и рассказал ей во сне об ужасном убийстве, описал место, где оно произошло, цветущую липу, под которой убийца зарыл тело, и, наконец, добавил: «А чтобы ты не приняла всего этого за простой сон, я оставлю на твоей постели сухой листок». — И она нашла этот листок, когда проснулась.
О, как горько она плакала! Но никому не смела бедняжка доверить своего горя. Окно стояло отворённым целый день, крошка-эльф легко мог выпорхнуть в сад и лететь к розам и другим цветам, но ему не хотелось оставить бедняжку одну. На окне стояла в цветочном горшке месячная роза; он уселся в один из её цветов и глаз не сводил с убитой горем девушки. Брат её несколько раз входил в комнату и был злобно-весел; она же не смела и заикнуться ему о своём сердечном горе.
Как только настала ночь, девушка потихоньку вышла из дома, отправилась в рощу, прямо к липовому дереву, разбросала сухие листья, разрыла землю и нашла убитого. Ах, как она плакала и молила Бога, чтобы он послал смерть и ей.
Она бы охотно унесла с собой дорогое тело, да нельзя было, и вот она взяла бледную голову с закрытыми гла-
