— Ладно! — сказалъ крестьянинъ. — Только сперва намъ надо подкрѣпиться съ дороги.
Жена приняла ихъ обоихъ очень ласково, накрыла столъ и вынула имъ изъ печки большой горшокъ каши.
Крестьянинъ проголодался и ѣлъ съ большимъ аппетитомъ, а у Николки изъ головы не шли жаркое, рыба и пирожное, которыя были спрятаны въ печкѣ.
Подъ столомъ, у ногъ Николки, лежалъ мѣшокъ съ лошадиною шкурой, съ тою самою, которую онъ несъ продавать. Каша была ему совсѣмъ не по вкусу, и онъ наступилъ на свой мѣшокъ ногою; сухая шкура громко заскрипѣла.
— Т-ссъ! — сказалъ Николка мѣшку, а самъ опять наступилъ на него, и шкура заскрипѣла еще громче.
— Что тамъ у тебя? — спросилъ хозяинъ.
— А это колдунъ мой! — сказалъ Николка. — Онъ говоритъ, что не стоитъ ѣсть каши, — онъ наколдовалъ намъ полную печку жаркого, рыбы и пирожнаго!
— Вотъ такъ штука! — сказалъ крестьянинъ, мигомъ открылъ печку и увидалъ тамъ чудесныя кушанья; ихъ спрятала туда его жена, а онъ-то думалъ, что это все колдунъ наколдовалъ!
Жена не посмѣла сказать ни слова и живо поставила все на столъ, а мужъ съ гостемъ принялись ѣсть. Вдругъ Николка опять наступилъ на мѣшокъ, и шкура заскрипѣла.
— Что онъ опять? — спросилъ крестьянинъ.
— Да, вотъ, говоритъ, что наколдовалъ намъ еще три бутылки винца, тамъ же, въ печкѣ! — свазалъ Николка.
Женѣ пришлось вытащить и вино; крестьянинъ выпилъ стаканчикъ, другой, и ему стало такъ весело! Да, такого колдуна, какъ у Николки, онъ не прочь былъ бы заполучить!
— А можетъ онъ тоже вызвать чорта? — спросилъ крестьянинъ. — Его бы я посмотрѣлъ; теперь я въ духѣ!
— Да! — сказалъ Николка. — Мой колдунъ можетъ сдѣлать все, чего я захочу. Правда? — спросилъ онъ у мѣшка, а самъ наступилъ на него, и шкура заскрипѣла.
— Слышишь, онъ отвѣчаетъ: „да“. Только чортъ такой безобразный, что не стоитъ и смотрѣть его!
— О, я ни капельки не боюсь; а каковъ онъ на взглядъ?
— Да онъ точь-въ-точь пономарь!
— Фу, ты! — сказалъ крестьянинъ. — Вотъ безобразіе! Надо вамъ знать, что я видѣть не могу пономарей! Но все равно,
