лением в права наследника, имущество умершего[1]. Но из всех прав, право собственности римляне относили к телесным вещам[2]; собственность, по их воззрению, в силу своего объема некоторым образом сливается с самою вещью; собственник, как таковой, есть неограниченный распорядитель вещью.
Против такого причисления права собственности к телесным вещам (см. Pagenstecher. D. röm. Lehre vom Eigentum 1, p. 4) начинают высказываться некоторые новейшие писатели. Думают (см. Randa. Das Eigentumsrecht 1. Leipzig 1884, p. 1 п. 2), что обозначение собственности телесной вещью основано на юридически неточном отождествлении самой вещи с правом на нее (но ср. Wächter. Pand. I, p. 257—259).
Подобно телесным, и бестелесные вещи, как сказано выше, могут быть правовыми объектами, хотя сравнительно в редких случаях, напр., залога права требования, pignus nominis, права вещного пожизненного пользования, pignus ususfructus, уступки права наследства, in jure cessio hereditatis. Поэтому под именем вещи обыкновенно разумеют вещь телесную.
Вещи телесные бывают двух родов:
Некоторые писатели (напр., Böcking. Pand. § 74. §§ а, b) распространяют это деление и на права. Но источники наши ясно противополагают res mobiles и immobiles правам (jura, res incorporales); L. 7. § 4. D. 15, 1; L. 15. § 2. D. 42, 1; L. 2, 3. C. 7, 37; L. un. § 7. C. 5. 13. Вопрос о приурочении прав к одной из данных категорий вещей принадлежит новому времени.
Телесные вещи бывают или недвижимые, или движимые, смотря по тому, способны они к перемещению без повреждения их сущности или изменения формы, или неспособны к такому перемещению.
Некоторые писатели (напр., Windscheid. Pand. 1 § 139; Zrodlowski. D. röm Privatr. 2., p. 87. п. 2) выходят лишь из одной возможности перемещения, не упоминая о том, будет ли это перемещение вести за собою повреждение или нет. Они выходят из того, что последняя оговорка заста-
