женнѣе дѣлалась его душа религіознаго мечтателя. Въ окт. 1842 года онъ писалъ Домейкѣ, что партія Чарторыйскаго считаетъ товянистовъ сумасшедшими, демократы «русской партіей» и т. п. «Пишутъ, кричатъ, мы молчимъ... Всѣ прежнія отношенія рвутся и удивительно перепутываются. Семья моей жены боится насъ, и мы почти перестали видѣться. Наши говорили обо мнѣ съ французскимъ правительствомъ, должно быть обвиняли меня. Я самъ удивляюсь послѣ того, что здѣсь дѣлается, что меня еще не выгнали. Но видитъ Богъ: кто позналъ такую истину, можетъ думать лишь о томъ, чтобы выдержать въ ней!» Въ эту пору Мицкевичъ сошелся особенно близко съ мистиками Кине и Мишле, но съ духовенствомъ польскимъ, даже съ Кайсевичемъ, долженъ былъ порвать отношенія.
6 декабря возобновились лекціи Мицкевича. Въ этомъ году ихъ оказалось еще меньше, чѣмъ въ прошломъ: за время съ 6 декабря 1842 г. по 27 іюня 1843 года Мицкевичъ прочелъ всего 25 лекцій. Цѣль ихъ была открыть духъ славянства, а средствами для этого служили какъ изслѣдованія (совершенно не научныя) славянскихъ древностей, такъ и анализъ отдѣльныхъ писателей и отдѣльныхъ произведеній славянскихъ литературъ. Аудиторія и въ этомъ году у Мицкевича была большая, но собиралась она уже не для того, чтобы учиться и узнавать, но для того, чтобы познавать высшія истины и внимать высшимъ откровеніямъ. На французскихъ писателей производили сильное впечатлѣніе утвержденія поэта, что «часть славянскихъ странъ не отрываетъ своихъ глазъ отъ Франціи, съ вѣрой, что Франціи предназначено еще разъ потрясти Сѣверъ, и что эта торжественная минута будетъ моментомъ соединенія западныхъ племенъ съ сѣверными вокругъ одной всеобщей идеи, вокругъ христіанской идеи». (Żywot. III. 202 ). Желая оказать нравственную поддержку Мицкевичу, котораго одни хвалили, но большинство, а особенно польскія эмигрантскія партіи, жестоко критиковали, Жоржъ Зандъ помѣстила статью объ его лекціяхъ въ «Revue Indépendante», гдѣ, восхищаясь вообще Мицкевичемъ, осторожно отказывалась разбирать идеи мессіанизма и не соглашалась съ его оцѣнкой Наполеона. А Мицкевичъ посвящалъ ему все болѣе восторженныя выраженія. Еще въ декабрѣ онъ причислялъ его къ людямъ, которые «опережаютъ массы и возносятся надо всѣмъ: критика, поэзія, литература, какъ и все общество, стоять передъ ними
