позорѣ. Пусть же раціоналисты объяснятъ намъ, если могутъ, эти соотвѣтствія, эти параллельныя явленія и столько другихъ удивительныхъ вещей» и т. д. Нечего и говорить, что Мицкевичъ просто фантазировалъ, говоря объ этихъ «параллеляхъ».
Эта удивительная лекція была прочитана 15 марта 1842 года, а 17 марта онъ долженъ былъ ѣхать, по приказанію Товянскаго, въ деревню Пантеръ, гдѣ жилъ «учитель», чтобы привезти оттуда въ Парижъ «знамя Христово». Съ этимъ были связаны большія надежды. Только 8 апрѣля поэтъ возобновилъ чтеніе лекцій. Въ эту пору онъ уже просилъ называть его не критикомъ, но «пророкомъ» (въ засѣданіи Историко- Литературнаго Общества) и горячо пропагандировалъ секту Товянскаго, стремясь присоединить къ ней новообращенныхъ. Въ связи съ культомъ Наполеона, одной изъ основъ товянизма, и лекціи Мицкевича въ Парижѣ стали принимать новое направленіе. Въ Наполеонѣ поэтъ видѣлъ явленіе сверхъестественное, необъяснимое, какъ необъяснима и его популярность. «Въ Наполеонѣ въ первый разъ Польша соединилась съ Франціей общимъ чувствомъ, общей надеждой; отсюда можно предвидѣть, что приходитъ время, когда союзы между народами будутъ заключаться на иныхъ основахъ, чѣмъ теперь». И «духъ славянскихъ народовъ» такъ же непонятенъ и чуденъ: «Провидѣніе уготовало этотъ родъ для воспринятія новаго порядка». Чѣмъ дальше подвигались лекціи къ концу года, тѣмъ мистичнѣе становилось ихъ содержаніе. Въ концѣ іюня рѣчь шла уже о польскомъ мессіанизмѣ, а послѣдняя лекція не только развиваетъ мессіаническія идеи, но и пользуется терминологіей товянизма, который въ каждомъ человѣкѣ находилъ какой-то тонъ, нѣчто мистическое, не связанное, однако, съ моральнымъ настроеніемъ человѣка. И вотъ 1 іюля 1842 года Мицкевичъ доказывалъ, что «въ тонѣ поляковъ было нѣчто сходное съ тономъ французской монархіи среднихъ вѣковъ, съ тономъ рыцарскихъ временъ». Потомъ «при ослабленіи Польши, когда Европѣ уже нечего было противопоставить Россіи, явился Наполеонъ и издалъ ноту (Wydałnute), болѣе сильную, чѣмъ русская. Это былъ тонъ человѣка, могущественнаго энтузіазмомъ. Польша поняла эту ноту»... Въ такомъ тонѣ не то религіозной проповѣди, не то пророчествъ велась эта послѣдняя лекція. Судя по отзывамъ эмиграціонной печати, собраннымъ въ III томѣ сочиненія Владислава Мицкевича, эти лек-
