Страница:Адам Мицкевич.pdf/747

онъ «вообще ничего не понималъ» изъ того, что ему толковали учителя, но стоило ему только вознестись духомъ къ Богу, моля Его, чтобы Онъ далъ познать и понять Свою волю, и все сейчасъ же становилось ясно молодому Товянскому. Наконецъ, онъ окончилъ «науки» въ Вильнѣ и сдѣлался сначала правителемъ канцелярін (rejent) въ тамошнемъ уѣздномъ судѣ, а потомъ асессоромъ въ главномъ судѣ. Получивъ отъ отца имѣніе, онъ сталъ просвѣщать доставшихся ему крестьянъ въ духѣ кротости трудолюбія. Наконецъ, почувствовавъ, что «гласъ Божій рѣшительно призываетъ его на болѣе широкую арену», онъ оставилъ довѣренному человѣку нравственное воспитаніе своихъ крестьянъ, а самъ въ концѣ іюля 1840 года покинулъ Россію и отправился за границу. Однако, ѣхалъ онъ не въ одноколкѣ (какъ представился въ «видѣніи» Мицкевичу), а верхомъ и этого верхового коня подарилъ въ Познани архіепископу Дунину. Посѣтивъ по дорогѣ въ Парижъ мѣста, ознаменованныя наполеоновскими сраженіями, Товянскій прибылъ въ Парижъ 15 дек. 1840 г., а отсюда выѣхалъ въ Брюссель для свиданія съ вождемъ возстанія 1830 г., ген. Скшынецкимъ, который, однако, отнесся къ Товянскому безъ всякаго довѣрія. Въ концѣ мая 1841 года онъ вернулся въ Парижъ. Такимъ образомъ, до своего свиданія съ Мицкевичемъ Товянскій могъ уже отлично оріентироваться и въ настроеніяхъ самого поэта, и въ нравственныхъ исканіяхъ эмиграціи. А Мицкевичъ переживалъ самую тяжелую минуту своей семейной драмы: онъ вернулся домой изъ больницы, куда отвезъ жену. Это было или въ концѣ іюля, или, вѣрнѣе, въ началѣ августа 1841 г. Онъ не велѣлъ никого принимать, но въ передней послышался незнакомый голосъ: «Сообщите, что я прибываю изъ Польшии долженъ исполнить свою обязанность». Полагая, что рѣчь идетъ о новыхъ заговорахъ и проектахъ, которыхъ онъ уже столько наслышался, Мицкевичъ со скучающимъ видомъ принялъ гостя. Но тотъ сразу объявилъ ему, что привезъ «добрую вѣсть» (Евангеліе) и что жену поэта онъ исцѣлитъ. Послѣ мучительныхъ колебаній Мицкевичъ рѣшился подвергнуть Целину этому опыту. Она была взята изъ больницы и сидѣла съ «гипсовымъ лицомъ, съ остолбенѣвшимъ взглядомъ», среди комнаты, гдѣ было нѣсколько друзей Мицкевича. Товянскій приблизился къ ней и тихо сказалъ ей на ухо два слова. «Целина упала на колѣни и вставъ принялась обнимать мужа и дѣтей». Такъ разсказывалъ самъ