согласіи съ общимъ настроеніемъ эпохи и Мицкевичъ говорилъ о близкомъ приходѣ какого то мистическаго мужа, котораго онъ предсказывалъ и въ своихъ пророчествахъ, особенно на знаменитомъ банкетѣ въ декабрѣ 1840 года, и въ «Дѣдахъ».
Эмиграція, разбившаяся на толки, умственно и нравственно оскудѣвшая, чрезвычайно нуждалась въ подобномъ героѣ, который вывелъ бы ее изъ тупика. Одинъ изъ наиболѣе чуткихъ людей среди эмиграціи, Ст. Фальковскій, описываетъ то состояніе упадка, въ какое пришелъ патріотическій идеализмъ этихъ несчастныхъ изгнанниковъ. «Велика была горечь болѣе глубоко чувствующихъ патріотовъ, которые, видя такую печальную дѣйствительность, не только не находили никакого средства для борьбы съ ней, но и въ собственныхъ сердцахъ своихъ ощущали постоянный упадокъ вѣры въ будущее и внутренней силы. Въ такомъ состояніи не одна изъ праведныхъ душъ обращалась къ Богу, но никому даже изъ вѣрующихъ патріотовъ не приходило въ голову, чтобы въ нашъ цивилизованный вѣкъ религія могла разрѣшить судьбу отечества, дать силу для спасенія его; напротивъ, можно сказать, мы всѣ опасались, какъ бы религіозныя стремленія не стали поперекъ нашимъ земнымъ, революціоннымъ стремленіямъ, которыя одни только считались спасительными для родины, и не привели насъ въ концѣ концовъ къ безсильной покорности своей участи. Были однако между нами и такіе, которые, подымаясь душой, предчувствовали христіанское призваніе Польши, смутно чувствовали назначенную намъ христіанскую идею, но и эти люди, которые въ минуты снисхожденія на нихъ милости, чувствовали, видѣли и пророчествовали словомъ и письмомъ, послѣ этихъ минутныхъ просвѣтленій снова дѣлались слѣными и слабыми» (Tankred Canonico Andrzej Towiański. Turyn. 1897). Такимъ образомъ, среди эмиграціи почва была уже вполнѣ подготовлена для мистическаго посѣва какого нибудь «мужа предназначенія». Нужно было только, чтобы онъ появился. Въ августѣ 1841 года къ Мицкевичу явился этотъ «мужъ 44», а имя ему было Товянскій.
Андрей Товянскій родился 1 янв. 1799 года. Его отецъ былъ помѣщикъ, владѣлецъ Антошвинцъ, неподалеку отъ Вильны. Съ 12 лѣтъ мальчикъ почувствовалъ себя «призваннымъ къ внутренней жизни»; дѣйствительно, несмотря на то, что «ему ни разу Богъ не позволилъ прочитать ни одной книжки цѣликомъ» и что
