ство ничего не утратило изъ того, что оно добыло съ помощью тысячелѣтней латинской цивилизаціи. Университетъ заботится о народномъ языкѣ, указываетъ, какіе недостатки тяготѣли на полякахъ въ прошломъ, даетъ совѣты, какъ ихъ надо избѣгать въ будущемъ“. Надо прибавить, что десятилѣтіе 1815—1824 было временемъ наиболѣе блестящей дѣятельности Виленскаго университета, чтобы понять, какъ тѣсна связь Мицкевича съ его alma mater.
Эта связь вовсе не ограничивалась той научной подготовкой, которую она давала умамъ молодежи. Было нѣчто болѣе важное и глубокое, что связывало молодежь съ университетомъ. Это было политическое настроеніе, лозунгъ котораго былъ данъ Чарторыйскимъ и начальству университета, и студенчеству. „Таинственной дорогой доходили до свѣдѣнія виленскихъ студентовъ конфиденціальныя указанія князя, сообщаемыя имъ университету и касавшіяся поддержанія и подъема народнаго чувства. Болѣе мечтательныя головы строили даже далеко идущіе планы, исполненные благородныхъ, хотя и невыполнимыхъ проектовъ, вѣрили даже въ возможность королевской династій Чарторыйскихъ“ (Н. Mościcki. Wilno i Warszawa, 6). Самъ Мицкевичъ подтвердилъ слухи о такой тайной агитаторской дѣятельности попечителя въ своей рѣчи, произнесенной имъ въ Парижѣ въ 1852 году въ присутствіи уже совсѣмъ стараго князя Адама Чарторыйскаго. „Мало кто, а, можетъ-быть, и никто не знаетъ объ одной подробности въ жизни князя, — говорилъ Мицкевичъ,—о тайныхъ инструкціяхъ, которыя онъ давалъ ректору университета, и о тайной корреспонденціи, которую онъ велъ съ нимъ. Инструкціи эти касались главнымъ образомъ вопроса о сохраненіи и подъемѣ народнаго чувства въ этой части Польши и о тѣхъ средствахъ, съ помощью которыхъ можно было бы легче всего сохранить въ ней чувства народа и его надежды на лучшее будущее. Зная объ этихъ стремленіяхъ своего вождя и опекуна, виленская университетская молодежь, несмотря на препятствія со стороны университетскихъ властей, искала, какимъ бы способомъ не только уже распространять патріотическія чувства и питаться надеждами, но и претворять ихъ въ дѣло, и эта работа молодежи, эти стремленія воплотить въ жизнь желанія и виды князя становились тѣмъ болѣе легкими для нея, что она видѣла поддержку для своихъ усилій въ начальникѣ, который, не колеблясь, посвятилъ національной
