дешь защиту и утѣшеніе. Не бывши никогда очень дурнымъ, легче сдѣлаться очень хорошимъ. Вѣрь мнѣ, что это и есть основа счастья, а кромѣ сознанія собственныхъ винъ, другого настоящаго несчастья не бываетъ. Не оглядываться ни на кого, кромѣ себя, мало обращать вниманія на свѣтъ и людей: вотъ единственное наставленіе, которое легко повторять, но всю важность котораго лишь поздно удается почувствовать во всемъ его значеніи. Я живу здѣсь почти одинокій, съ людьми мнѣ дѣлается все труднѣе, а чѣмъ меньше я ихъ вижу, тѣмъ мнѣ пріятнѣе. Я убѣждаюсь, что жилъ и работалъ слишкомъ много только для свѣта, ради пустыхъ похвалъ и мелкихъ цѣлей. Мнѣ кажется, что больше я уже никогда не возьмусь за перо изъ - за пустяковъ. Только то сочиненіе чего-нибудь стоитъ, изъ котораго человѣкъ можетъ чему-нибудь научиться для своего исправленія. Можеть быть, я бросилъ бы и «Тадеуша», но онъ уже приближался къ концу. Какъ разъ вчера я его кончилъ. Двѣнадцать огромныхъ пѣсенъ! Много пустого, но много и хорошаго. Самъ прочитаешь. Недѣли черезъ двѣ начну печатать. Множество работы съ нерепиской. Что тамъ лучше всего, такъ это картинки, взятыя изъ природы, картины нашего края и нашихъ домашнихъ нравовъ. Я едва могъ окончить, потому что душа (duch) тянула уже въ другую сторону, къ дальнѣйшимъ частямъ «Дѣдовъ», отрывки которыхъ я писалъ мимоходомъ. Изъ «Дѣдовъ» я хочу сдѣлать единственное свое сочиненіе, достойное чтенія, если Богъ дастъ закончить его». Это былъ такой же душевный переломъ, какой пережилъ Гоголь, ужаснувшись своихъ прежнихъ произведеній, какой съ извѣстными измѣненіями пережилъ и Толстой. Мицкевича тянуло начать «настоящую жизнь», серьезный подвигъ самосовершенствованія и нравственнаго учительства. Опору для этого подвига онъ хотѣлъ найти въ «домашнемъ счастьѣ, пока можно быть дома», и въ этомъ отношеніи Мицкевичъ оказался счастливѣе Толстого: больная и слабая, Целина не была для польскаго поэта «десятипудовой тяжестью», которой онъ долженъ былъ отдавать всѣ свои силы. Какъ могла, она шла рядомъ съ нимъ, неся вмѣстѣ съ нимъ тяжкій подвигъ жизни.
20 февраля Целина дала свое согласіе на предложеніе Мицкевича, 20 іюня она пріѣхала въ Парижъ, усталая и смущенная свиданіемъ съ женихомъ, котораго она не видѣла уже нѣсколько лѣть. Нѣсколько дней спустя между ними произошелъ серьезный
