А она была такая голубка, такая кроткая! И взглядъ ея былъ такъ кротокъ, такъ ласковъ! Такой ангельскій взглядъ! И у меня не хватало рѣшимости разсердить ее или встревожить, и я молчалъ... И я, извѣстный по всей Литвѣ зачинщикъ ссоръ, передъ которымъ не разъ трепетали самые важные паны, который дня не прожилъ безъ драки и не далъ бы себя въ обиду не то, что стольнику, а и самому королю, котораго малѣйшее сопротивленіе приводило въ бѣшенство, я... въ то время злой и пьяный, молчалъ, какъ овечка, какъ будто бы увидѣлъ Sanctissimum!..» Таковы признанія этого новаго Густава. Мицкевичъ отказался отъ Евы и ушелъ въ свою углубленную духовную жизнь, герой его, неукротимый и неудержно страстный шляхтичъ, рѣзко порвалъ со стольникомъ и въ минуту безумнаго отчаянія измѣнпически убилъ его въ ту минуту, когда стольникъ защищалъ свой замокъ отъ русскаго захвата. Но опомнившись, онъ такъ же не разсуждая понесъ свой крестъ искупленія. Онъ посвятилъ себя служенію родинѣ и подъ видомъ добродушнаго ксендза, имѣющаго доступъ ко всякому шляхетскому двору, всю свою долгую жизнь, если только не сидѣлъ въ тюрьмѣ или не былъ на каторгѣ, агитировалъ, разносилъ конспиративныя вѣсти и готовилъ возстаніе. Это типъ, родственный Гервазію, такой же упорный и страстный, только болѣе сознательный и выше настроенный. Но и онъ не могъ быть вождемъ народа, потому что одного самоотреченія ради служенія ему, одной отваги для этого мало. Ни широты идеи, ни даже большого честолюбія мы не находимъ въ этой шляхетской средѣ.
Этимъ людямъ Мицкевичъ противопоставляетъ новое поколѣніе, представителемъ котораго является прежде всего самъ панъ Тадеушъ, молодой богатырь, на образѣ котораго Мицкевичъ останавливается съ особенно теплымъ чувствомъ. Это далеко не идеалъ, не книжный герой, который призванъ совершить великіе, романическіе подвиги. Панъ Тадеушъ до извѣстной степени недоросль: онъ учится въ Виленскомъ университетѣ, но не питаетъ особенной склонности къ отвлеченной наукѣ и лучше себя чувствуетъ въ деревнѣ, въ лѣсу, на охотѣ, чѣмъ за письменнымъ столомъ. И свое настоящее призваніе Тадеушъ почувствовалъ только въ польскомъ войскѣ, охотно оставивъ пыльныя стѣны университета. Въ области нравственной жизни Тадеушъ еще менѣе можетъ быть названъ героемъ: отъ чаръ Телимены онъ не уберегся, и
