ся о немъ шутливо, съ этого же времени, по свидѣтельству Одынца, онъ не говорилъ о немъ иначе, какъ о самомъ добродѣтельномъ и возвышенномъ человѣкѣ, какого зналъ въ жизни. Такъ, повидимому, лишь въ концѣ 1830 года возникъ этотъ эпизодъ «Отрывка», уже подходящій по своему мистическому настроенію къ поэзіи возстанія.
Въ первомъ изданіи 3 ей части «Дѣдовъ» (1832) послѣ «Объясненій», къ этой части слѣдовало стихотвореніе къ «Друзьямъ-Москалямъ», какъ нѣчто самостоятельное. Такъ Мицкевичъ, повидимому, смотрѣлъ и позже на это посланіе, которое въ первоначальной рукописи представляетъ еще слѣды своего возникновенія. По изслѣдованію А. Креховецкаго, оно было написано на бумагѣ съ русскими водяными знаками и возникло не сразу. Сначала были написаны слѣдующія двѣ строфы: «Вспоминаете ли вы обо мнѣ? А я, когда думаю о казняхъ, ссылкахъ, заключеніяхъ моихъ друзей, думаю и о васъ; ваши лица, лица чужеземцевъ, пріобрѣли себѣ право гражданства въ моихъ грезахъ. Гдѣ вы теперь? Благородная шея Рылѣева, которую я обнималъ, какъ шею брата, виситъ теперь, по царскому приговору, привязанная къ позорному столбу. Проклятіе народамъ, которые убиваютъ своихъ пророковъ!» Казалось, что дальше Мицкевичъ не собирался писать. Продолженіе написано поспѣшнѣе; въ немъ уже больше поправокъ, почеркъ похожъ на рукопись «Отрывка» (Креховецкій). И здѣсь есть также характерныя измѣненія: строки о возможномъ согласіи народовъ («Dla zgody ludów stawiamten kielich godowy») не вошли въ печатную редакцію. Послѣ Рылѣева Мицкевичъ вспоминаетъ Бестужева, который попалъ и въ число дѣйствующихъ лицъ 3 ей части «Дѣдовъ». «Другимъ, быть можетъ, ниспослана и болѣе суровая кара небесъ; быть можетъ, позорно прельщенный чиномъ или орденомъ, иной изъ васъ продалъ навѣки свободную душу на лесть царю и теперь бьетъ поклоны на его порогѣ. Можетъ быть, нанятымъ языкомъ восхваляетъ его тріумфы и радуется мученіямъ своихъ друзей; можетъ быть, ходитъ по моей родинѣ, окровавленный ея кровью и ея проклятіемъ хвалится передъ царемъ, какъ заслугой. Если издалека, отъ свободныхъ народовъ, долетятъ на сѣверъ эти скорбныя пѣсни и гдѣ то высоко зазвучатъ надъ страной льдовъ: пусть онѣ возвѣстятъ вамъ свободу, какъ журавли возвѣщаютъ весну! Вы меня узнаете по голосу! Пока былъ въ оковахъ, я ползалъ
