ницей, но другіе также находились въ ссылкѣ, можетъ быть, только они менѣе обращали на себя подозрительное вниманіе властей? Наконецъ, подъ именемъ Tomasz скрывается, несомнѣнно, Занъ. Почему о немъ не постѣснялся говорить Мицкевичъ? Отвѣтить на эти вопросы пока трудно, но они имѣютъ существенное значеніе для пониманія «Дѣдовъ» и этой сцены, въ которой такъ вѣрны всѣ подробности, вплоть до старика- капрала, разрѣшающаго сходку, былого легіониста, оказавшагося теперь тюремнымъ надзирателемъ. Объ этомъ «старичкѣ-капралѣ» вспоминаетъ въ своихъ письмахъ Занъ.
Товарищи сходятся у Конрада. Полночь. Завтра Рождество Христово. Фрейендъ заявляетъ, что ему хочется много говорить и пѣть; пусть въ городѣ подумаютъ, что это поютъ въ костелѣ. Есть нѣсколько бутылокъ. И вотъ идутъ къ Конраду. Съ удивительнымъ реализмомъ схвачены отрывочные разговоры, надежды легковѣрныхъ, безнадежность тѣхъ, кто знаетъ и понимаетъ, зачѣмъ Новосильцову понадобилось создать шумный процессъ и что онъ получитъ за свой патріотическій подвигъ. Настроеніе бодрое, но какъ - то неожиданно смѣняется грустью, даже вырываются слезы. Спокойный разсказъ Зана объ ужасной пищѣ, которой его кормили въ тюрьмѣ и къ которой онъ привыкъ только послѣ нѣсколькихъ недѣль болѣзни, вызываетъ «дѣланную веселость» у другихъ. Настоящее настроеніе прорывается все чаще. Мицкевичъ умѣетъ подчеркнуть его въ этихъ будто бы веселыхъ рѣчахъ, въ безпечныхъ разговорахъ товарищей. И мы чувствуемъ, что атмосфера въ кельѣ невеселая и что только глубокая, самоотверженная любовь другъ къ другу заставляетъ этихъ людей, собравшихся здѣсь, точно христіанскіе мученики въ катакомбахъ, только эта любовь заставляетъ ихъ шутить. «Я предпочель бы быть подъ землей, въ голодѣ и болѣзни», полушутливо говоритъ Занъ: «терпѣть побои и хуже, чѣмъ побои, слѣдствіе, нежели тутъ, въ лучшихъ условіяхъ, быть вашимъ сосѣдомъ... Негодяи, они хотятъ всѣхъ насъ зарыть въ одной могилѣ». На это отвѣчаетъ Фрейендъ: «Такъ вотъ что! Ты плачешь изъ-за насъ? Есть кого жалѣть! Ужъ не меня ли ты жалѣешь, позволь тебя спросить? Кому какая польза отъ моей жизни! Если бы еще на войнѣ... у меня есть небольшой талантъ драться, и я могъ бы нашпиговать спины нѣсколькимъ донцамъ. Но въ мирное время! Но что будетъ, если я проживу сто лѣтъ, и буду
