изломали его въ моихъ рукахъ; живой, я стану мертвымъ для моей родины, и мысль ляжетъ замкнутая въ тѣни моей души, какъ алмазъ, спрятанный въ грязномъ камнѣ».
И затѣмъ слѣдовали слова, вставленныя лишь въ послѣднюю редакцію 3 - ей части. Узникъ встаетъ и пишетъ углемъ на одной сторонѣ: «D. O. M. Gustavus obiit M. D. С. С. С. ХХІІI Calendis novembris», съ другой: Hic natus est Conradus. M. D. C. ХХІІІ. Calendis novembris». Затѣмъ онъ прислоняется къ окну и засыпаетъ. Духъ вѣщаетъ: «О, человѣкъ! Если бы ты зналъ, какова твоя власть! Когда въ твоей головѣ, какъ молнія въ тучѣ, сверкнетъ невидимая мысль, она нагромождаетъ тучи и творитъ плодотворный дождь, или громы и бури; если бы ты зналъ, что, едва ты разожжешь одну мысль, уже ждутъ въ молчаніи, словно стихіи ожидаютъ грома, этой мысли твоей сатана и ангелы. Они ждутъ, метнешь ли ты ее въ адъ или пошлешь сіятъ на небе. А ты, какъ облако, какъ высоко взлетѣвшая, но заблудшаяся стрѣла, и самъ не знаешь, куда летишь, самъ не вѣдаешь, что ты дѣлаешь... О, люди! Каждый изъ васъ, и одинокій, и заключенный, могъ бы мыслью и вѣрой разрушать и создавать троны».
Въ первой сценѣ изображена хорошо памятная Мицкевичу картина. Ночью въ одной изъ келій Базиліанскаго монастыря собираются молодые узники. Какъ утверждаетъ г. Мосцицкій, Мицкевичъ соединилъ здѣсь воспоминанія о первыхъ тюремныхъ собраніяхъ, устраивавшихся въ «келіи Конрада» подъ конецъ 1823 года, съ позднѣйшими собраніями товарищей, происходившими уже въ 1824 году у Зана. Нѣкоторое нарушеніе хронологіи заключается и въ томъ, что Жегота (Домейко) представленъ только что появившимся въ тюрьмѣ въ сочельникъ, тогда какъ на самомъ дѣлѣ онъ попалъ въ Базиліанскій монастырь уже въ половинѣ ноября 1823 года. Въ этой сценѣ бросается въ глаза отсутствіе наиболѣе выдающихся филаретовъ, Іежовскаго, Чечота, Малевскаго и нѣкоторыхъ другихъ, тогда какъ названы люди незначительные, въ родѣ Ягеллы и какого - то «Яцка». Не вытекало ли это изъ желанія поменьше напоминать русскому правительству о людяхъ, которые и безъ того казались ему подозрительными и находились въ его рукахъ, какъ Чечотъ, Іежовскій, Малевскій? А изъ тѣхъ, которые были названы въ этой сценѣ, Соболевскій уже умеръ въ 1823 году, Домейко былъ за гра-
