Страница:Адам Мицкевич.pdf/578

дорогой ему дѣвушки было такъ мучительно, что постоянная смѣна впечатлѣній, давая возможность отвлечься отъ себя, была ему нужна, — и вотъ до начала сентября поэтъ въ обществѣ Красинскаго и Одынца объѣздилъ значительную часть Швейцаріи. Въ Женевѣ ихъ ожидали двѣ новости: во -первыхъ, Хлюстина сдѣлалась невѣстой одного французскаго офицера, графа Де - Сиркуръ, который не былъ симпатиченъ Мицкевичу, а, во -вторыхъ, въ Женевѣ уже находились Анквичи, которые пріѣхали сюда всего черезъ нѣсколько часовъ послѣ отъѣзда Мицкевича въ путешествіе по странѣ. Одынецъ разсказываетъ о чрезвычайно радушномъ пріемѣ со стороны отца- Анквича и барышень; «тѣ поблѣднѣли и подурнѣли», разсказывали, какъ были огорчены, не заставъ Мицкевича въ Женевѣ. Опѣ были намѣрены пробыть въ Женевѣ до конца мѣсяца, а оттуда ѣхать на зиму въ Римъ, куда собирался и поэтъ, тогда какъ его вѣрный спутникъ Одынецъ долженъ былъ возвращаться домой или ѣхать въ Парижъ. Теперь Мицкевичу, кажется, дѣйствительно было хорошо и въ Женевѣ: повидимому, Генріетту онъ успѣлъ полюбить серьезнѣе, чѣмъ думали окружающіе. Впрочемъ, въ глазахъ самого графа исполненіе пророчествъ Мицкевича объ іюльской революціи подняло поэта. Поэтому, «какъ во мнѣ, такъ и въ другихъ, увѣряетъ Одынецъ (IV, 353), появляются болѣе свѣтлыя падежды на будущее, и онѣ животворящимъ образомъ дѣйствуютъ на настроеніе всѣхъ насъ. Однимъ словомъ, мы проводимъ время роскошно и приносимъ себя, по-настоящему, въ жертву, когда намъ приходится непремѣнно провести вечеръ гдѣ - нибудь въ другомъ домѣ. Чаще всего это приходится примѣнять къ дому Хлюстиныхъ. Правда, къ намъ относятся здѣсь попрежнему радушно, но присутствіе повонареченнаго во многомъ измѣнило положеніе вещей». Судя по разсказамъ Одынца, началъ таять ледъ и въ отношеніяхъ между графомъ Анквичемъ и Мицкевичемъ. Анквичи двинулись въ Римъ 5 октября, и графъ, на этотъ разъ особенно любезный, выразилъ надежду, что поэтъ еще успѣетъ догнать ихъ въ Миланѣ, чтобы ѣхать вмѣстѣ въ Римъ. Тайна Мицкевича была всѣмъ извѣстна: на его сторонѣ была графиня Анквичъ; Генріетта не смѣла и надѣяться и со слезами въ голосѣ и на лицѣ шептала англійскіе стихи: «I knew, i knew, it could not last; T'was bright, t'was heavenly, but t'is past!» И самъ Мицкевичъ, принеся Генріеттѣ печатку, совѣтовалъ вырѣзать на ней слова: