Онъ же, не снимая руки съ моего плеча, говорилъ дальше... Это не была импровизація, но, очевидно, онъ испытывалъ потребность высказать то, о чемъ думалъ». Это были извѣстныя, уже приведенныя раньше слова его о Байронѣ и Наполеонѣ, которые, посланные Богомъ бороться со зломъ, не выполнили своего назначенія, только раздразнили зло, вызвали его на месть и борьбу. Рано или поздно, говорилъ Мицкевичъ: «придутъ новые посланники, которые продолжатъ ихъ работу съ ихъ свѣтомъ (światło ) и силой, но уже въ иномъ духѣ, въ духѣ любви и смиренія; а закончатъ ли ее люди когда- нибудь до скончанія міра, знаетъ только Тотъ, кто самъ есть этотъ духъ и образецъ его далъ міру въ своемъ лицѣ. А откуда Адамъ ожидаетъ появленія этихъ новыхъ тружениковъ (прибавляетъ Одынецъ), объ этомъ, дасть Богъ, я разскажу уже когда- нибудь на словахъ, устно». Если даже эти слова написаны послѣ появленія III части «Дѣдовъ», все же можно думать, что они основаны на дѣйствительной босѣдѣ съ Мицкевичемъ, который и въ письмѣ къ Жуковскому уже думалъ о виленскомъ «Ахиллѣ». Можетъ быть, уже въ эту пору передъ Мицкевичемъ носились смутные замыслы трагедіи Конрада и ксендза Петра. Уже здѣсь борьбу со зломъ онъ ечитаетъ, необходимымъ вести не насиліемъ и не принужденіемъ, но смиреніемъ и любовью.
И другую любопытную подробность сообщаетъ Одынецъ въ своемъ письмѣ изъ Венеціи. «Хотя итальянцы славятся своей музыкальностью, Адамъ утверждаетъ, что ни одна изъ ихъ пѣсенокъ не имѣетъ такого чудеснаго мотива, какъ наша «Гуси, лебеди, домой!» и др. Такъ все время Мицкевичъ оставался душой на родинѣ, и случайное воспоминаніе о Марылѣ опять вызывало на лицѣ его перемѣну.
По дорогѣ въ Болонію путешественники случайно познакомились со старымъ художникомъ В. Алленомъ, другомъ Вальтеръ-Скотта. Онъ также ѣхалъ во Флоренцію и оказался очень полезнымъ и интереснымъ спутникомъ. Въ самой Флоренціи жило довольно много польскихъ аристократовъ, съ которыми Мицкевичъ познакомился черезъ русскаго посла князя Горчакова, товарища Пушкина по лицею. Наконецъ, 18 ноября подъ вечеръ достигли Рима. Еще издали, увидя куполъ Св. Петра, «Адамъ снялъ самъ и велѣлъ мнѣ (говоритъ Одынецъ) снять шапку передъ этой тіарой міра», какъ онъ назвалъ его. Я помолился въ душѣ за всѣхъ васъ,
