Страница:Адам Мицкевич.pdf/542

Эта страница не была вычитана
ГЛАВА ХVIII.

Мицкевичъ за границей до возстанія 1830 года.

Одиноко Мицкевичъ вступалъ въ новый и важный періодъ жизни. Пароходъ, на которомъ онъ долженъ былъ ѣхать, отходилъ раньше, чѣмъ онъ разсчитывалъ, и пріятели спѣшно собирали его[1]. Мицкевичъ не успѣлъ проститься съ семействомъ Шимановскихъ. Въ то время, какъ друзья укладывали его вещи, онъ ходилъ и думалъ. Снова начиналась бродячая жизнь, но теперь не нужно было стыдиться пережитаго, какъ при отъѣздѣ изъ Одессы, и нельзя было сказать: «некому руку подать». Напротивъ, такъ тяжело было покидать друзей и пускаться въ неизвѣстное будущее, что у Мицкевича являлась мысль неожиданно, прервать путешествіе и вернуться «съ ложкой въ карманѣ» къ гостепріимнымъ дверямъ Шимановскихъ. Въ крайне тенденціозномъ изложеніи біографіи своего отца Владиславъ Мицкевичъ разсказываетъ о той радости, съ которой поэтъ покидалъ страну рабства, о той ненависти, которой онъ пылалъ къ русскому правительству и т. п. Ни въ письмахъ, ни въ воспоминаніяхъ друзей о Мицкевичѣ эта ненависть въ эту пору не проявляется. Давила общая атмосфера жизни, возмущала казарменная обстановка, въ которой жило русское общество, но революціоннаго настроенія у Мицкевича, несомнѣнно, не было, и уѣхалъ онъ изъ Россіи не потому, что такъ ненавидѣлъ русскую жизнь, что не могъ больше жить въ Россіи. Въ сущности, отъ русскаго правительства поэтъ не видѣлъ въ эти послѣдніе годы обидъ: кн. Голицынъ относился къ нему очень тепло, на его просьбу о переводѣ въ коллегію иностранныхъ дѣлъ отвѣчали благопріятно, доносъ Новосильцова, если и былъ извѣстенъ поэту, прошелъ безслѣдно, а запрещеніе «Ириды», мимолетной затѣи скучающаго поэта, не отразилось даже въ письмахъ, хотя сначала и могло огорчать его. Въ русскомъ обществѣ, среди, котораго вращался Мицкевичъ, опредѣленнаго, оппозиціоннаго настроенія не было, несмотря на политическіе, довольно, впрочемъ, невинные выпады Пушкина.

  1. Извѣстія о томъ, что будто бы было предписано отобрать у Мицкевича заграничный паспортъ, и потому онъ будто бы спѣшилъ уѣхать и даже прятался подъ палубой, совершенно не достовѣрны.