Страница:Адам Мицкевич.pdf/533

Эта страница не была вычитана

бѣшеными зубами. Ураганъ хотѣлъ подняться столбомъ съ моихъ плечей и унестись въ небеса, но не вырвался; разорвался пополамъ и рухнулъ, и дождемъ песокъ посыпался сверху и легъ у моихъ ногъ трупомъ длиннымъ, какъ городской валъ». Пѣснью тріумфа. которая своимъ тономъ удивительно напоминаетъ патетическія мѣста III части «Дѣдовъ», кончается «Фарисъ». «Я отдохнулъ. Къ звѣздамъ я бросилъ гордый взоръ; всѣ звѣзды, всѣ, какія есть, взглянули на меня золотыми глазами, потому что, кромѣ меня, никого не было на землѣ. Какъ пріятно дышать здѣсь полной грудью, и я дышу такъ полно, такъ глубоко! Весь воздухъ въ Арабистанѣ едва хватитъ мнѣ на то, чтобы дышать. Какъ пріятно смотрѣть здѣсь во всѣ глаза! И проникъ мой взоръ такъ далеко и такъ широко, что охватилъ больше міра, чѣмъ есть въ кругу горизонта. Какъ пріятно здѣсь вытянуть объятія, во всю ширь! И я ласковыя объятія протянулъ міру; мнѣ кажется, что я обниму его съ востока на западъ. Стрѣлою летитъ моя мысль въ бездну лазури, все выше, выше, выше, до самой вершины небесъ. Какъ пчела, погружая свое жало, погребаетъ вмѣстѣ съ нимъ и сердце, такъ и я вслѣдъ за мыслью утопилъ въ небѣ душу». Фарисъ былъ посвященъ Ржевускому, но аллегорическій характеръ стихотворенія слишкомъ ясень. Это тотъ же «Конрадъ Валленродъ» по ненависти къ гнету и по стремленію, но здѣсь нѣтъ скорби. Это боевая пѣсня людей, увѣренныхъ въ побѣдѣ надъ всякимъ врагомъ, хотя бы это была стихія. Настроеніе «Фариса» отвѣчаетъ посланію къ доктору Сѣмашкѣ, «предпринимающему ученое путешествіе по Азіи съ цѣлью естественно - исторической». Посланіе написано, несомнѣнно, въ январѣ 1827 года, когда Сѣмашко находился на перепутьи въ Москвѣ. Желая ему счастливой дороги, Мицкевичъ кончаетъ посланье слѣдующими строками: «Я благословляю тебя! Иди, найди свои богатства въ прошломъ, напомни матери землѣ о временахъ ея дѣвичества. А меня, поэта, охватило уже новое стремленье: я началъ бесѣду съ небомъ о будущемъ. Окомъ астрологіи я прочиталъ по звѣздамъ и близкій, и радостный конецъ нашей ѣзды. Снова, освѣживъ чело отъ дорожнаго утомленія (z podróžnych znojów), мы примѣшаемъ къ старому Токаю нѣманскія струи». Сѣмашко былъ литовцемъ по мѣсторожденію, какъ и Мицкевичъ. Имѣютъ ли эти строки отношеніе къ надеждѣ поэта въ 1827 году вернуться на родину?