«Пилигримъ». Откуда взялось это слово въ поэтическомъ словарѣ Мицкевича, слово, съ которымъ онъ связывалъ потомъ, во времена польской эмиграціи въ Парижѣ, такія мистическія представленія? Странникъ, идущій къ какой - то далекой цѣли — вотъ пилигримъ. Но раньше Мицкевичъ не называлъ себя пилигримомъ. Въ альбомѣ Мошинскаго, въ варіантахъ одного сонета выступаетъ на сцену пилигримъ, но оба раза онъ не противополагается мѣстному жителю, мирзѣ, а, повидимому, представляется также мусульманиномъ; такимъ образомъ, тамъ съ этимъ словомъ еще не связывалось особаго элегическаго настроенія. Совсѣмъ другое дѣло въ разсматриваемомъ сонетѣ, который въ альбомѣ Мошинскаго носилъ названіе «Въ Крыму на Чатыръ- Дагѣ». Здѣсь не упоминается пилигримъ, какъ и въ сонетѣ «На видъ Чатыръ- Дага въ степи за Козловымъ» вмѣсто позднѣйшаго пилигрима является просто путешественникъ (podróżny). Отсюда ясно, что лишь позже, въ Москвѣ, въ иномъ уже настроеніи у поэта складывается взглядъ на себя, какъ на странника, идущаго къ высшей цѣли, какъ на «пилигрима».
На вершинѣ Чатырь- Дага, среди прекрасной природы, поэту встоскнулось по родинѣ; прекрасныя лица окружающихъ женщинъ ( Собанской?) не вытѣснили изъ памяти сердца той, которую онъ когда - то любилъ (въ альбомѣ: «о прежнемъ возлюбленномъ», но потомъ, болѣе согласно съ общимъ настроеніемъ, исправлено: «о вѣрномъ возлюбленномъ»). Это настроеніе было потомъ, въ окончательной редакціи, понято Мицкевичемъ, какъ настроеніе «пилигрима», котораго никакія красоты чужой земли не удержать оть его завѣтныхъ стремленій. Проще и непосредственнѣе первый набросокъ сонета, гдѣ еще поэтъ не замѣнилъ словъ «милая родина» неяснымъ намекомъ на «милую страну», гдѣ онъ еще самъ дивится, неужели Литва красивѣе этого пейзажа Крыма. Въ окончательномъ видѣ сонета этотъ характеръ вопроса уже утраченъ. «У ногъ моихъ страна избытка и красотъ», восклицаетъ поэтъ. «Надъ головой ясное небо, а рядомъ прекрасныя лица. Почему же сердце уносится отсюда въ далекіе края и — увы! — въ еще болѣе далекое время?» Такъ начинается этотъ сонетъ, отличающійся отъ другихъ и своимъ настроеніемъ: вмѣсто параллели образа, заимствованнаго изъ крымской природы, душевному настроенію поэта, мы видимъ сразу его душу, тоскующую и томящуюся среди чужихъ. «О, Литва! Твои шу-
