изъ нихъ болѣе или менѣе встрѣчаются красоты безусловныя, цѣльныя. Можетъ быть, нѣкоторымъ изъ русскихъ читателей, вообще довольно робкихъ и старообрядныхъ, покажется страннымъ яркій восточный колорить, наведенный на многіе изъ Сонетовъ. Замѣтимъ для этихъ сѣверныхъ читателей, что поэть переносить ихъ на востокъ и, слѣдовательно, что должны они вмѣстѣ съ нимъ поддаться Вдохновеніямъ восточнаго солнца, что наивосточнѣйшія сравненія, обороты вложены поэтомъ въ уста Мурзы, проводника пилигрима польскаго, и еще, держась мнѣнія, изложеннаго выше, напомнимъ, что нѣкоторый отблескъ восточныхъ цвѣтовъ есть колоритъ поэзіи вѣка, что кисти Байрона, Мура и другихъ первоклассныхъ поэтовъ современныхъ напоены его радужными красками. Мы сами почти готовы сознаться, что въ иныхъ мѣстахъ, хотя и очень рѣдко, польскій поэтъ увлекается въ выраженіяхъ и сравненіяхъ своихъ гиперболическою смѣлостью, сбивающеюся на дерзость въ глазахъ нашего гиперборейскаго благоразумія, что въ нѣкоторыхъ употребленіяхъ, оборотахъ встрѣчается у него что-то похожее на принужденіе, изысканность и т. д.». Эти строки показываютъ, что въ русском обществѣ Москвы Мицкевичъ нашелъ литературную среду, достойную его. Если сравнить современные отзывы польской критики, о которыхъ еще будетъ рѣчь ниже, то бросится въ глаза разница между этой тонкой и благожелательной оцѣнкой и пристрастіемъ польскихъ ложноклассиковъ, съ одной стороны, и польскихъ романтиковъ, съ другой. Естественно, именно это московское произведеніе польскаго генія подверглось такой тщательной, внимательной отдѣлкѣ. На первоначальную основу налегла масса позднѣйшихъ нарощеній и измѣненій, которыя бросаютъ свѣтъ на процессъ поэтическаго творчества Мицкевича. На этомъ процессѣ и слѣдуетъ остановиться теперь.
Нѣкоторые изъ сонетовъ отражаютъ какъ будто непосредственность впечатлѣнія. Таковъ, напр., сонетъ «Байдары», переведенный поэтически, хотя и не близко къ подлиннику, А. Майковымъ. Кн. Вяземскій перевелъ этотъ сонетъ такъ: «Пускаю на вѣтеръ коня и не щажу ударовъ; лѣса, долины, скалы, то порознь, то вмѣстѣ (wkolei, w natłoku), уплываютъ изъ - подъ ногъ моихъ, теряются, какъ волны потока, хочу обезумѣть, упиться (этимъ) вихремъ образовъ. А когда покрытый тѣнью конь не слушается (ближе: перестаетъ слушаться), когда міръ утрачиваетъ свои
