Пусть еще вечеромъ передъ нерадостнымъ утромъ послѣдняя минутка промчится въ ласкахъ. Когда же настанетъ пора разлучиться, тогда ты дай мнѣ нѣсколько капель яда. Къ устамъ твоимъ я прижмусь устами; я не хочу закрывать глаза, когда смерть покроетъ ихъ мракомъ, пусть сладострастно (rozkosznie) я засну навѣки, цѣлуя твое лицо, смотрясь въ твои очи. И много дней или много лѣтъ спустя, когда мнѣ прикажуть покинуть могилу, ты вспомнишь о своемъ спящемъ другѣ и сойдешь съ небесъ, чтобы разбудить его. Снова положишь меня на свою бѣлую грудь, снова обниметъ меня любимая рука, и я проснусь, воображая, что задремалъ на мигъ, цѣлуя твое лицо, смотрясь въ твои очи».
Разлука произошла однако не такъ поэтично. Для поэтическихъ выступленій Каролина Собанская, перемѣнившая трехъ мужей и неизвѣстное число поклонниковъ, была куда менѣе пригоднымъ матеріаломъ, чѣмъ Марыля или Ковальская. Повидимому ей просто-напросто надоѣла эта игра въ какую - то возвышенную любовь и наскучило положеніе ангела, которому суждено сойти съ небесъ для того, чтобы разбудить въ концѣ міра спящаго поэта. На небесахъ -то былъ онъ, а она парила очень близко къ землѣ. И въ элегіи «Часъ » ( Godzina) Мицкевичъ уже отдаетъ себѣ отчетъ въ нравственныхъ качествахъ своей героини и, уже отрезвляясь отъ страсти, возвращается къ своему душевному міру, міру одинокихъ грезъ. «Лишь часъ тому назадъ, не отрывая глазъ отъ часовъ, ты хотѣла ускорить глазами движеніе стрѣлки, и напряженнымъ слухомъ ты распознавала среди городского шума, издалека, шумъ моихъ шаговъ. Въ день былъ одинъ часъ мнѣ дорого вспомнить объ этомъ, когда не у одного меня сердце билось сильнѣе. А я, вплетенный вѣчной пыткой въ этотъ часъ, какъ Иксіонъ, кружился вокругъ него со своей душой, и пока онъ наступалъ, я ждалъ его весь день, а когда миновалъ, я цѣлый день думалъ о немъ, увлекаясь множествомъ мелкихъ, но милыхъ воспоминаній. Какъ ты меня встрѣтила? Съ чего начала разговоръ? Какъ иногда вырывалось непріятное слово, за нимъ споръ, потомъ еще болѣе милое примиреніе. Я становился печальнымъ, ты по глазамъ угадывала причину; приходилъ съ просьбами, ты однѣ предупреждаешь, другія не позволяешь выговорить; откладываю на завтрашній день, а завтра опять не рѣшаюсь; иногда влетаю сердитый, ты обезоружива-
