въ слезахъ, теперь я превратился изъ щедраго въ скупого, изъ чувствительнаго въ лицемѣра. И хоть и теперь еще меня привлекаетъ смазливое личико, хоть все еще я принужденъ васъ воспѣвать и вамъ дарить, но прежде я все бы вамъ отдалъ, а теперь все — только кромѣ сердца».
Зная реализмъ Мицкевича, я убѣжденъ въ томъ, что здѣсь имѣются въ виду три женщины: одна требовала подарковъ, другая хотѣла женить на себѣ Мицкевича, третья довольствовалась подарками, но хотѣла еще стиховъ. Ту, которой поэтъ «отдавалъ сердце», онъ любилъ, повидимому, болѣе серьезной любовью: но она требовала его руки; другое дѣло — двѣ остальныя: онѣ хотѣли одного и того же, подарковъ и пѣсенъ, но любовь одной покупалась подарками, другой стихами. Двѣ женщины, съ которыми поэтъ, вѣроятно, былъ близокъ, подразумѣваются въ этомъ сонетѣ. Въ «Прощаніи», презрительномъ сонетѣ, обращенномъ къ Д. Д., Мицкевичъ заявляетъ, что золота ей не даетъ, какъ и прежде не давалъ. Но теперь онъ открылъ ея тайну: «Ты хотѣла похвальныхъ стиховъ!» Такіе похвальные стихи, посвященные Д. Д. и написанные, очевидно, въ болѣе счастливую минуту, имѣются дѣйствительно. Слѣдовательно, эта Д. Д. была та изъ его любовницъ, которая была воспѣта поэтомъ. Но вѣдь, говорятъ «Данаиды», она интересовалась и матеріальнымъ положеніемъ Мицкевича. На это онъ и намекаетъ въ рѣзкой фразѣ «Прощанія» о золотѣ. Такимъ образомъ одна изъ красавицъ, привлекшихъ сердце поэта, намъ извѣстна. На основаніи того, что «Элегія къ Д. Д.» въ иномъ своемъ видѣ была записана Мицкевичемъ въ альбомѣ Каролины Собанской, проф. Третякъ дѣлаетъ выводъ, что эта Д. Д. и Собанская одно лицо.
Сонетъ XIV, обращенный къ безымянной героинѣ одного изъ нихъ, «къ ***», рѣзко отличается своимъ тономъ отъ послѣднихъ сонетовъ, посвященныхъ Марылѣ. Уже XIII -й говорилъ объ «ангелѣ», къ которому поэтъ не смѣетъ приближаться съ отцвѣтшимъ сердцемъ. Героиня XIV сонета такъ же добра и прекрасна. «Ты смотришь мнѣ въ глаза, вздыхаешь? Нагубно твое простодушіе! Бойся яда, который пылаетъ въ глазахъ змѣи; бѣги, прежде чѣмъ услышишь дыханіе отравы, если не хочешь проклясть остатокъ своей жизни. Искренность — вотъ единственная добродѣтель, которая еще осталась миѣ: знай, что въ груди моей ты зажигаешь недостойное пламя, но я умѣю жить одинокимъ, — къ чему же
