Страница:Адам Мицкевич.pdf/340

жатву, или едва всходящую, или уже дозрѣвшую. За нихъ за всѣхъ, милыя дѣти, не стоитъ произнести даже единаго Ave Maria!.. Есть другія существа, достойныя состраданія, и между ними твои друзья, твои ученики, которыхъ ты научилъ высоко уноситься воображеніемъ, въ которыхъ врожденное пламя ты разжегъ искусственно... Я показалъ тебѣ, какъ тяжело они платились за это еще при жизни; а преступивъ порогъ вѣчности, я сжалъ свою жизнь въ три короткіе часа и снова перестрадалъ ее въ поученіе тебѣ (dla twojej przestrogi). Имъ старайся облегчить участь молитвой и богослуженіемъ (mszalną ofiarzą, жертвой мессы). А для себя я не прошу ничего, кромѣ воспоминанія. Моя жизнь была уже достаточной карой за грѣхъ, и теперь я самъ не знаю, награду или искупленіе я несу, ибо тотъ, кто на землѣ позналъ райское блаженство (rajskie pieszczoty), кто нашелъ другую половину своего существа, кто, подымаясь превыше мірской жизни, утопаетъ душой и сердцемъ въ возлюбленной, думаетъ ея мыслями, дышитъ ея дыханіемъ, тотъ и послѣ смерти теряетъ свою самобытность, но, притянутый дорогимъ образомъ, становится только его тѣнью. Если при жизни онъ былъ преданъ святому господину, то онъ раздѣляетъ съ нимъ небесную славу, или, низвергнутый вмѣстѣ со злымъ въ вѣчную гибель, становится товарищемъ его печальной судьбы. Къ счастью, Богъ сдѣлалъ меня подданнымъ ангела: будущее радостно улыбается и ей, и мнѣ. А пока, блуждая тѣнью за прелестью возлюбленной, я бываю то на небесахъ, то въ адскихъ мукахъ. Когда она вспомнитъ обо мнѣ, вздохнетъ и прольетъ слезинку, я приближаюсь къ ея губкамъ, развиваю бѣлые волосы, сливаюсь съ ея дыханьемъ и проникаю въ нее и бываю на небесахъ! Но когда внемлите вы, которые любили, - о, какимъ пламенемъ сожигаетъ зависть! Долго еще придется блуждать по свѣту, пока Богъ не призоветъ ее въ свои объятія, а тогда, вслѣдъ за милымъ ангеломъ, на небеса прокрадется и моя блуждающая тѣнь. (Часы начинаютъ бить, Густавъ поетъ.) Ибо внемлите и взвѣсьте въ своей душѣ, что, по Божьему приказанію, кто при жизни хоть разъ былъ на небѣ, тотъ по смерти не сразу войдетъ въ рай. (Часы кончаютъ бить, пѣтухъ поетъ, гаснетъ передъ образомъ лампада; Густавъ исчезаетъ.) Хоръ: «Вонмемъ и взвѣсимъ въ своей душѣ, что, по Божьему приказанью, кто при жизни хоть разъ былъ на небѣ, тотъ по смерти не сразу войдетъ въ рай!»