все хорошо!» До такой замысловатости Мицкевичъ не дошель. Его герой заявляетъ, что до страшнаго суда его кинжалъ будетъ въ ножнахъ. «О ранахъ нечего безпокоиться; вѣдь я кажусь здоровымъ». Ксендзъ изумленъ, но Густавъ успокаиваетъ его: «Есть драгоцѣнное оружіе, остріе котораго глубоко пропикаетъ и тонетъ въ самой душѣ, хотя видимо оно не вредитъ тѣлу. Такимъ оружіемъ я былъ пронзенъ дважды... Такимъ оружіемъ бываютъ глаза женщины, а послѣ смерти раскаяніе терзающагося грѣшника».
Такъ авторъ «Дѣдовъ» проникся литературой нѣмецкаго романтизма (и предшественниковъ его). Онъ схватывалъ родственные сюжеты, учился у родственныхъ писателей романтически претворять дѣйствительность, заимствовалъ то странное, что поражало въ нихъ его (сосну, какъ палку путника, у Тика; магическое самоубійство у Клейста). Не прошелъ безслѣдно въ созданіи образа Густава и популярнѣйшій писатель начала XIX вѣка, Жань Поль Рихтеръ.
Въ спеціальной работѣ, посвященной анализу IV части «Дѣдовь», проф. Калленбахъ отмѣтилъ сильное вліяніе одного изъ романовъ Жанъ Поль Рихтера «Blumen, - Frucht - und Dornenstücke, oder Ehestand, Tound Hochzeit des Armenadvokaten F. St. Siebenkäs». Романъ этотъ появился въ 1796 году, второе изданіе его вышло въ 1818 году. Герой романа принадлежитъ къ типу излюбленныхъ въ то время странныхъ людей, носителей оригинальной, чрезвычайно развитой индивидуальности, которая заставляетъ ихъ чудачиться и презирать будничную жизнь. «Презрѣніе къ возведеннымъ въ санъ благородства дѣтскимъ выходкамъ жизни, отвращеніе къ мелочности, соединенное съ умѣніемъ щадить малыхъ, ненависть къ безчестному себялюбію, насмѣшливость, естественная въ прекрасномъ сумасшедшемъ домѣ земли, глухота къ голосамъ людей, но не чести»[1]: такова характеристика этого причудливаго героя, которая такъ соотвѣтствовала тогдашнимъ идеальнымъ воззрѣніямъ Мицкевича и нашла такое опредѣленное выраженіе въ рѣчахъ Густава. Къ этому надо присоединить чувствительность, которая часто вызывала у
- ↑ I. 27. «Verschmähung der geadelten Kinderpossen des Lebens, Anfeindung des Kleinlichen bei aller Schonung des kleinen, Ingrimm gegen den ehrlosen Eigeunutz, Lachlust in der schönen Irrenanstalt der Erde, Taubheit gegen die Stimme der Leute, aber nicht der Ehre» .
