Страница:Адам Мицкевич.pdf/323

нія молодого Вертера» (появившіяся въ ихъ нынѣшнемъ видѣ въ 1783 году) представляли поразительную аналогію съ тѣмъ, что пережилъ самъ Мицкевичъ. Вертеръ познакомился съ Лоттой, когда она была уже невѣстой другого, Альберта, человѣка почтеннаго, благороднаго, но едва ли понимающаго всю сложность ея души. Онъ увидѣлъ Лотту, окруженную сіяніемъ женственности, когда она кормила ужиномъ младенцевъ братьевъ и сестеръ; мы знаемъ, какое впечатлѣніе дѣвичья прелесть платья Марыли произвела на автора «Пана Тадеуша». Лотта подружилась съ Вертеромъ; ихъ дружбѣ покровительствовалъ женихъ Лотты, Альберть, который умѣлъ понять глубокое и чистое чувство Вертера. Въ февралѣ, какъ и Марыля, Лотта вышла замужъ; Вертеру оставалось одно утѣшеніе, писать длинныя письма Вильгельму, который въ романѣ Гёте играетъ роль Зана, т.е. принимаетъ душевныя изліянія отчаявшагося юноши. Потомъ Вертеръ не выдерживаеть борьбы съ собой и стрѣляется, тогда какъ Мицкевичъ мужественно справился со своимъ чувствомъ. Душевныя страданія молодого Вертера напоминаютъ переживанія Мицкевича въ такой же мѣрѣ, какъ и слагавшееся у нихъ обоихъ, подъ вліяніемъ одиночества и разочарованія, міровоззрѣніе. Многія мѣста изъ писемъ Вертера точно живьемъ взяты изъ мицкевичевскихъ писемъ или, наоборотъ, перенесены Мицкевичемъ въ свои письма изъ Гёте. Эти постоянныя сѣтованія молодого ковенскаго учителя на забвеніе друзей отвѣчають жалобамъ Вертера на то, что человѣкъ «такъ быстро исчезаетъ изъ сердецъ и воспоминанія своихъ ближнихъ, стоитъ ему лишь отъ нихъ удалиться». И вотъ у Вертера складывается глухое раздраженіе противъ общества, какъ это было и съ Мицкевичемъ. Лотта упрекала своего пылкаго друга, что онъ «родился съ печальной способностью относиться ко всему съ такой необузданной страстностью»; но въ томъ же самомъ упрекала Марыля Мицкевича, а онъ ни въ чемъ не могъ упрекнуть ее, какъ и Вертеръ Лотту. Оба они могли въ раздраженіи наговорить обидныхъ словъ своимъ возлюбленнымъ, и оба сознавали, что онѣ выше упрековъ; «дѣтская невинность» ихъ любви возвышала ихъ въ собственныхъ глазахъ; но въ жизнь Лотты любовь Вертера внесла такое же тяжелое раздвоеніе, какъ и въ судьбу Марыли ея роковая встрѣча съ Мицкевичемъ, «Ея чистая, прекрасная душа, всегда такъ легко успокаивавшаяся сама въ себѣ, теперь