же мы углубимся въ прошлое мицкевичевскаго творчества еще дальше, мы натолкнемся и на замѣчательныя литературныя вліянія, восходящія еще въ 1817 г. Таково отмѣченное г. Шыйковскимъ сходство перваго описанія Новогрудзскаго замка съ напечатаннымъ въ 1815 году стихотвореніемъ Тымовскаго „Dumania żołnierza polskiego w Hiszpanii“. Еще въ ноябрѣ 1817 года, разбирая „Dumanie и rozwalin Zamku Giedymina“ О. Петрашкевича, Мицкевичъ восхищается, какъ прекрасно Тымовскій нарисовалъ образъ ночи, озаренной блѣднымъ сіяніемъ луны. Черезъ годъ, въ декабрѣ 1818 года, онъ опять ссылается на „Думу“ этого поэта, которая, очевидно, произвела сильное впечатлѣніе на Мицкевича и, можетъ быть, тогда же вызвала то мѣсто будущей „Гражины“, гдѣ описывается лунная ночь въ Новогрудкѣ.
Переходя къ значенію „Литовской повѣсти“ въ поэтическомъ развитіи Мицкевича, слѣдуетъ отмѣтить прежде всего ея переходный характеръ. Гражина должна была явиться воинственной героиней, какъ воительницы у Тассо, какъ Ядвига у Нѣмцевича, такой она и рисуется сначала; потомъ на первый планъ выступаетъ элементъ чувства, и Гражина превращается въ прекрасную женственную личность, одаренную высокимъ нравственнымъ чувствомъ, но уже не воительницу; на полѣ битвы она гибнетъ. Литаворъ дѣйствуетъ сначала подъ вліяніемъ чувствъ, оправДываемыхъ его эпохой; это воинственный честолюбивый князь, не останавливающійся, какъ это бывало въ старину, передъ союзомъ съ вчерашними врагами, чтобы добиться своихъ честолю-
