съ которой литовская стража встрѣтила нѣмцевъ. „По этимъ знакамъ литовцы узнали мужа, и тихо шепчетъ одинъ другому: это какой- нибудь негодяй изъ псарни крестоносцевъ (krzyżaków), разжирѣвшій отъ прусской крови, которую онъ лакаетъ всякій день. Не будь здѣсь никого изъ стражи, сейчасъ же искупался бы въ болотѣ этотъ мерзавецъ; подъ самый мостъ я согнулъ бы кулакомъ его задранную голову. Такъ они говорятъ, а онъ какъ будто бы не слышитъ. Но долженъ былъ слышать, потому что зачванился еще больше. Хоть и нѣмецъ, а понималъ человѣческій языкъ“. Къ этимъ 10 строчкамъ (строфѣ оригинала) Мицкевичъ счелъ нужнымъ присоединить четыре примѣчанія. Въ одномъ изъ нихъ онъ извиняется передъ читателями за грубый тонъ своихъ литовцевъ: „это голосъ языческій, языкъ, которымъ говорили о нѣмецкихъ рыцаряхъ, какъ это объясняется примѣчаніями“. Остальныя три заключаются въ историческихъ ссылкахъ на ту ненависть, которая существовала между нѣмцами и мѣстнымъ, литовскимъ прусскимъ населеніемъ. Авторъ обнаруживаетъ отличную начитанность въ спеціальной исторической литературѣ и, что особенно любопытно, знакомъ съ только что возникавшей литовской письменностью. Онъ цитируетъ Резу и поэму Доналейтиса о временахъ года, одно изъ первыхъ произведеній новой литовской литературы. Съ поэмой Доналейтиса Мицкевичъ познакомился въ нѣмецкомъ переводѣ Резы, „благодаря почтенному мужу, который хотя и чужеземецъ, можетъ пристыдить соотечественниковъ (rodaków), пренебрегающихъ исторіей своей родины“. Это примѣчаніе дѣлаетъ большую честь польскому поэту, который одинъ изъ первыхъ привѣтствовалъ національное возрожденіе Литвы. Вернемся, однако, къ содержанію „Гражины“.
Рыцари требуютъ, чтобы ихъ впустили въ замокъ, къ князю; они не хотятъ ждать до утра, и старшій изъ рыцарей передаетъ перстень стражѣ. „Какъ знакъ, возьмите этотъ перстень: его довольно: какъ только онъ увидитъ гербъ, онъ пойметъ, кто я такой, и что насъ привело сюда“. И опять передъ нами романтическая загадка. „Вокругъ тишина, замокъ погруженъ въ сонъ. Что за диво? Полночь. Осенью ночь длинна. Почему же до сихъ поръ въ башнѣ Литавора, какъ звѣздочка, мерцаетъ между рѣшетокъ свѣтъ лампады? Вѣдь онъ сегодня только вернулся, ѣздилъ въ дальній край, усталыя очи нуждаются во снѣ. А онъ не спить. Послали развѣдать: не спить. Но никто изъ
