Страница:Адам Мицкевич.pdf/256

Эта страница не была вычитана

съ чѣмъ то строкъ), который я придѣлалъ позже, но мнѣ трудно ихъ теперь додѣлать, такъ далеко улетѣла муза, a никакой Зоси для вдохновенія не имѣется. Что же касается Зоси, то я долженъ сдѣлать тебѣ одно признаніе. Изображеніе Каруси въ „Дѣдахъ“ составлено согласно тому, что о ней говорилъ Томашъ (Занъ). Только ради риемы я перемѣнилъ имя: ты вѣдь знаешь, что идеалъ Каруси совсѣмъ иной, и я сохраняю его для другого мѣста; поэтому, если ты въ поэтическомъ настроеніи, то я даю тебѣ позволеніе, даже прошу restitucre tertum, перемѣни имя, соотвѣтственно съ этимъ придется, вѣроятно, передѣлать одинъ или два стиха. Теперь (Чечотъ, повидимому, самъ былъ влюбленъ въ это время) это должно тебѣ удаться“ (янв. 1823 г. Чечоту). Во второй части „Дѣдовъ“ появляется образъ дѣвушки, которая никого не любила при жизни, „жила на свѣтѣ, но не, для свѣта“, порхала, едва прикасаясь къ землѣ и послѣ смерти осуждена носиться также надъ землей, не прикасаясь къ ней. Это не каруся „Романтизма“, которая грезить наяву своимъ умершимъ Ясемъ, это не трагическій, а сантиментальный образь. Не соотвѣтствовала ли эта перемѣна имени измѣнившемуся отношенію поэта къ Марылѣ, не стало ли ему казаться, что „идеалъ Каруси“ не для чего беречь „для другого мѣста“, что онъ вовсе не соотвѣтствуетъ Марылѣ? И разъ это такъ, то не для чего и щадить Марылю, и если она прежде видѣла себя въ трагической Карусѣ „Romantycznosci“, то пусть теперь она. видить свой послѣдній портретъ въ „Дѣдахъ въ образѣ ко всѣмъ равнодушной, одинокой пастушки, „имя которой у васъ хорошо извѣстно“ (głośne). Restituere textum въ переносномъ значеніи должно было означать возстановленіе прежняго имени героини, которое было Каруся. Пусть Марыля узнаетъ, какъ теперь ея поэтъ смотрить на Карусю. Этому перевороту въ отношеніяхъ къ Марылѣ, который произошелъ, можетъ быть, не только велѣдствіе разсказовъ Зана, но и подъ вліяніемъ личныхъ свиданій въ Вильнѣ, соотвѣтствуетъ любопытное признаніе Мицкевича въ письмѣ къ тому же другу, Чечоту, уже въ іюнѣ 1823 года. „Неслишкомъ жалобься надо мной и имѣй въ виду, что ты, совѣтчикъ, чаще мѣняешься, нежели я, будто бы нуждающійся въ совѣтахъ. Нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ ты меня тѣшилъ надеждой, опиравшейся на ея собственныхъ разговорахъ. Спасибо моему характеру, что я принялъ эти обѣщанія равнодушно.