не слыхать издали вихря, который рветъ здѣсь снасти; громъ, который здѣсь ударяетъ, для васъ только сверкаетъ. И напрасно иные хотѣли бы почувствовать вмѣстѣ со мною, подъ ударами грома то, что я чувствую. Никому, кромѣ Бога, не дано судить насъ. Желая судить меня, нужно быть не со мной, но во мнѣ. Я плыву дальше, а вы идите домой!“ Почему? спроситъ читатель. Какой переворотъ произошелъ въ душѣ поэта, что удержало его отъ самоубійства? Едва намѣченное сомнѣніе, что со смертью не все кончается (но развѣ это пугаетъ его, какъ загробные „сны“ Гамлета), дружба друзей, надежда?
Въ дѣйствительности спасла Мицкевича вѣра въ себя, въ свое высшее призваніе поэта- пророка. Достигши впослѣдствіи такого яркаго выраженія въ импровизаціяхъ, эта вѣра прорывается уже въ „Гимнѣ на день Благовѣщенія“, помѣщенномъ въ первомъ томѣ стихотвореній. Какъ указалъ проф. Порембовичъ, эта вѣра была внушена Мицкевичу Шеллингомъ, но, конечно, слова Шеллинга упали на почву, хорошо подготовленную личными возвышенными настроеніями поэта. Вѣдь "Гимнъ“ появился въ филаретской атмосферѣ, которая поднимала Мицкевича въ собственныхъ его глазахъ: онъ былъ написанъ, когда имя Маріи было ему особенно свято. Нѣкоторая торжественная холодность присуща, вообще, этому роду поэзіи, „пареніе“ ея здѣсь особенно умѣстно. „Поклонъ пречистой Родительницѣ! Превыше небесъ Твое чело, звѣздами сверкаетъ Твой вѣнецъ, одесную Іеговы. Нынѣ мы, вѣрные, торжествуемъ Твой день. Блесни среди Твоей церкви! Вотъ къ землѣ склонились головы, вотъ среди черни, охваченной нѣмымъ страхомъ, встаетъ пророкъ и вопіетъ: ударяю по клавишамъ органа во славу Твою, но лишь отъ божества исходитъ пѣснь, достойная божества. Блесни же среди твоей церкви и опусти свой ангельскій взоръ! Вотъ я воспламеню божествомъ свой духъ (duchy me), раскрой источники голоса моего! И я возгремлю грудью, какъ херувимы при концѣ свѣта, когда они вознесутъ изъ сна небытія прахъ, упавшій въ бездну вѣковъ. Пусть такимъ же громомъ облетить хвала Твоя безконечность, и тамъ, гдѣ адъ, и тамъ, гдѣ свѣтятъ звѣзды, пусть она переживетъ вѣчность. Но кто же это восходить? Восходить на Сіонъ Дѣвица. Ликъ Маріи, какъ раннее утро на морской поверхности: снѣжится облако, солнце искоса пускаетъ въ него золотую стрѣлу. Таковъ блескъ развѣвающагося волоса на снѣгу,
