Страница:Адам Мицкевич.pdf/235

Эта страница не была вычитана

совѣстность сановника представляются Гамлету такими же страшными грезами этого сна смерти, какъ и страданія обманутой любви. Вотъ этого соціальнаго момента въ „Пловцѣ“ нѣтъ. Когда въ дальнѣйшемъ изложеніи придется сравнить эротическіе сонеты Мицкевича съ сонетами Петрарки, оказавшими на нихъ такое сильное вліяніе, мы опять увидимъ у Мицкевича отсутствіе этой широкой міровой скорби, подымающей на высоту общечеловѣческаго печаль Гамлета. Петраркой Мицкевичъ заинтересовался именно въ эту пору. Въ „Пловцѣ“ есть извѣстная этическая основа: счастливъ тотъ, кто въ своей жизни руководствуется добродѣтелью. На этой основѣ, внушенной поэту Шиллеромъ (какъ отмѣтилъ уже Мазановскій), Мицкевичъ не удержался и опять свелъ свою рѣчь къ личной горечи. Настроеніе мятежное, неспособное претворить различныя вліянія, но безпорядочно смѣшивающее ихъ, отсутствіе постепенности въ развитій чувства, но та же импульсивность, которая проникаетъ все поведеніе героя „Дѣдовъ“, Густава, обнаруживается въ полной мѣрѣ уже въ этомъ характернѣйшемъ для Мицкевича того времени стихотвореніи. „Die Führerdes Lebens“ Шиллера даютъ законченную мысль. Есть два рода геніевъ, говоритъ Шиллеръ, которые ведуть тебя черезъ жизнь. Благо тебѣ, если они оба, соединившись, помогаютъ тебѣ. Одинъ сокращаетъ тебѣ путешествіе своей игрой, и его рука дѣлаетъ тебѣ легче судьбу и долгъ. Въ шуткахъ и разговорахъ онъ сопровождаеть тебя до той бездны, гдѣ смертный останавливается съ трепетомъ у моря вѣчности. Здѣсь серьезно, молчаливо и рѣшительно принимаетъ тебя другой и на своихъ гигантскихъ рукахъ переноситъ тебя черезъ глубину. Никогда не отдавай себя цѣликомъ одному изъ нихъ! Никогда не ввѣряй первому своего достоинства, а другому своего счастья“. У Мицкевича эта этическая проблема отступаетъ на задній планъ: доминируетъ личное чувство счастья или несчастья. Несмотря на романтическое настроеніе, поэтъ все еще не отказался отъ вычурности, и вліяніе стиля Трембецкаго сказывается въ довольно безвкусныхъ метафорахъ (balsam rzymski, т.е. римскій бальзамъ, вм. религія; sławy орока, скала славы). Но всѣ эти недостатки, вся неуравновѣшенность и внутренняя незаконченность стихотворенія искупаются чрезвычайной искренностью его. Горе поэта такъ правдиво и глубоко, что къ нему онъ сводитъ все, о чемъ бы ни заговорилъ. „О, море явленій“, восклицаетъ онъ (а sea of troubles Гамлета): "Откуда эта ночь и непогода? Была заря