носилъ младенца къ пруду, гдѣ была утоплена его мать, и пѣлъ „Рыся, рыся (или Марыся), дитя плачетъ, молочка хочетъ“. Въ отвѣтъ на призывъ изъ воды подымалась полу - рыба, полу- женщина; она кормила ребенка, и волъ уносилъ его обратно. Королевичь узналъ объ этомъ, русалка разсказала всю правду, вѣдьму казнили, а со своей прежней женой королевичъ жилъ долго и счастливо. Такъ оптимистически кончается народная сказка. Мицкевичъ не знаетъ этого конца, да онъ и не соотвѣтствовалъ его настроенію. Различные элементы народной пѣсни поэтъ сочеталъ и претворилъ въ своей балладѣ такъ, что вышло нѣчто цѣльное, но уже ни по духу, ни по настроенію не похожее на народную пѣсню. В. Брухальскій прямо отрицаетъ народно - эпическій источникъ „Рыбки“ и ставитъ ее въ связь съ одной изъ думъ Ю. Нѣмцевича, „Зимой“, гдѣ выступаеть тоже брошеная съ ребенкомъ дѣвушка. Но она не тонетъ, а мерзнетъ, и, вообще, весь этотъ сюжетъ въ разработкѣ Нѣмцевича очень далекъ отъ мицкевичевской „Рыбки“, которая въ свою очередь, несомнѣнно, находилась подъ вліяніемъ народныхъ мотивовъ, хоть и перерабатываетъ ихъ антинародно, въ морализаторскомъ духѣ. Впрочемъ, не у одного Нѣмцевича, но и у Шиллера („Die Kindesmörderin“) нашъ поэтъ могъ познакомиться съ литературной обработкой распространеннаго народнаго сюжета. Только Мицкевичъ ввелъ такъ много лишнихъ подробностей, такъ навязываетъ читателю свое настроеніе, что вь художественномъ отношеніи "Рыбка" является одной изъ слабѣйшихъ его балладъ.
Гораздо выше баллада „Возвращеніе отца“, основанная на присущей романтикамъ идеализаціи разбойниковъ и на вѣрѣ въ силу молитвы[1]. И здѣсь, повидимому, дѣло не обошлось безъ вліянія Шиллера, баллада котораго „Die Bürgschaft " въ нѣкоторыхъ мѣстахъ прямо воспроизведена Мицкевичемъ. Содержаніе баллады несложно, единство настроенія гораздо болѣе достигнуто, чѣмъ въ „Рыбкѣ“, нѣтъ излишнихъ подробностей, какъ тамъ. Мать тревожится, что отецъ не возвращается: „всѣ утра и вечера я
- ↑ Ни на чемъ, по моему мнѣнію, не основано предположеніе В. Бельзы („Zepoki Mickiewicza “. 1911), что эта баллада была написана для дѣтей госпожи Ковальской и что при сочиненіи ея авторъ вспоминалъ о томъ, какъ, будучи юношей, онъ въ дорогѣ удивилъ своихъ попутчиковъ страхомъ передъ мнимыми разбойниками. Такого рода гипотезы ничего ровно не разъясняютъ.
