шелъ и отступилъ назадъ и удивленными глазами окинулъ стѣны: здѣсь жила женщина! Но кто же здѣсь могъ жить? Старый дядя не былъ женатъ, а тетка въ прежніе годы живала въ Петербургѣ. Не была это и комната ключницы. Фортепіано, на немъ ноты и книжки. Все разбросано, какъ попало, въ страшномъ безпорядкѣ, и такой милый безпорядокъ! Навѣрное, не старыя ручки раскидали эти ноты и книги. Здѣсь же бѣлое платьице, недавно снятое съ гвоздя, приготовленное для одѣванія и разложенное на ручкахъ кресла. А на окнахъ горшки съ пахучими цвѣтами: геранія, левкои, астры и фіалки!“ Эта картинка представляетъ чуть не фотографическій снимокъ съ того, что нашли въ комнатѣ Марыли Занъ и Мицкевичъ, когда они заѣхали въ имѣніе Верещаковъ Тугановичи, лежавшее неподалеку отъ Заосья. Въ домѣ было пусто. Хозяева ушли гулять, и Зань смѣло повелъ товарища въ ту комнату, которую онъ занималъ въ прошломъ году. Одынецъ, со словъ Зана, передаетъ это такъ: „На ручкахъ двухъ креселъ, поставленныхъ среди комнаты, лежала гладильная доска, а на ней красовалась куча воротничковъ и дамскихъ платковъ, розовый шарфъ, только что положенный для глаженья... Около дверей висѣло только что выглаженное и провѣтренное бѣлое платьице, приготовленное къ воскресенью. Горничная пошла за новой дужкой для утюга, и въ комнатѣ было пусто. Нетрудно догадаться, какое впечатлѣеніе должна была произвести на обоихъ молодыхъ поэтовъ эта картина. Занъ увѣрялъ совершенно серьезно, что Адамъ, еще не видя Марыли, уже влюбился въ ея платье“. Надо прибавить, что Адамъ уже заранѣе былъ заинтересованъ молодой дѣвушкой, что онъ везъ огромный запасъ нерастраченной любви и стремленія къ женственному. И эта картина, которая современному юношѣ едва ли покажется очень поэтичной, имѣла для него неотразимое обаяніе.
Портреты Марыли производятъ впечатлѣніе далеко не банальной натуры. Продолговатое лицо съ острымъ подбородкомъ и сосредоточенно сжатыми губами, большой, открытый лобъ, задумчивые глаза, выраженіе какой-то неясной, несознанной страсти: это типичная grande amoureuse. Hо притомъ натура, несклонная къ житейской борьбѣ, способная уйти отъ земной борьбы въ свой внутренній міръ но не способная отстоять свое чувство, провести его активно въ своей жизни, натура пассивная, сгибающаяся подъ
