Сказка о заколдованном кладе (Нефедов)

Сказка о заколдованном кладе
автор Федор Михайлович Нефедов
Опубл.: 1924. Источник: az.lib.ru

БИБЛИОТЕКА для рабочих и крестьян
«ИЗБА-ЧИТАЛЬНЯ» № 33

Ф. НЕФЕДОВ

править

СКАЗКА о ЗАКОЛДОВАННОМ КЛАДЕ

править
1924
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
Москва * Петроград
Посвящается В. И. Ленину.

ЧАСТЬ 1-ая.

править

В тридевятом славном царстве,

В тридесятом государстве,

За полями, за лугами,

За крутыми берегами,

У болота на земле

Жил старик в одном селе.

У старинушки Липата

В два окна глядела хата,

Во дворе на сеновале

Ветры песни распевали,

И кресты гнилых стропил

Дождь заботливый кропил.

Сколько лет весной и летом

Старина вставал с рассветом

И до самой темной ночки

Проводил труды-денечки

Вместе с матушкой-сохой

Над песчаной лемехой.

У старинушки Липата

Три сынка, три родных брата.

Старший ловок, да приветлив,

Средний сын умен, да сметлив,

А последний сын Пахом

Уродился дураком.

Испокон Липат трудился,

Карасем о льдину бился —

И веками понемножку

Черствый хлебец да картошку

В ключевой воде мокал,

Да в уме себе мекал:

«На нужду, на нашу долю

Хорошо б землицы в волю,

Да в сарае б для начала

Животинка замычала, —

Вот тогда б старик Липат

стал бы важен и богат!»

Лет десяток миновало…

Мелюзга отцами стала…

Подбодрился двор плетневый,

А все также бестолково,

Ни вперед и ни назад,

Тянет лямку дед Липат.

Старший сын работал боле

На большом господском поле,

Средний сметливый Ерема

Заправлял хозяйством дома,

А Пахом мякину вил

Да на печке мух ловил.

Годы шли, плелись неловко,

Как дурацкая веревка:

День от дня житье не слаще,

Год от году голод чаще,

А в последний черный год

Приключился недород.

Дум, заботушки да горя

У Липата будто море:

Двор ли правит, плаху ль тешет,

То и знай в затылке чешет:

Только осень, не зима,

А уж пусты закрома.

«Ну, ребята, слухай, ну-ка,

Значит, вот какая штука:

Поневоле, аль охотой,

А приходится работой

Промышлять по сторонам!»

Говорит Липат сынам.

Старший сын на подоконник

Положил табак да донник,

Опустил в карман огниво

И сказал неторопливо:

«Мне в губернии с руки

Принаняться в батраки!».

Средний — брови сдвинул строго,

Призадумался немного,

И, разгладив кудри пряди,

Тихо молвил, в землю глядя:

«Я нигде не пропаду —

В город плотничать пойду!».

А Пахом, на печке лежа,

Грыз кирпич, да строил ролей:

«Что веревка, что мочало,

Начинай, робя, сначала,

А теперь скажу ешшо

Мне и здеся хорошо!».

Братья дурню улыбнулись,

Меж собой переглянулись,

А Липат с досады крякнул,

По столу уздечкой брякнул,

Оперся плечом о печь

И повел такую речь:

«Эх, Пахомушка, отрада,

Шевелить мозгами надо:

Взяться хлебушку отколе,

Как с веснянкою, к Миколе,

Мы с тобой в родимый дом

Кралю-Дуню приведем?».

У Пахомушки лукаво

Растянулся рот направо,

А в душе от Дуни-крали

Что жалейки заиграли.

Он помешкал, посвистал,

Отвечать Липату стал:

«Не туда вы, робя, гнете,

Не за тот конец берете!

Вы бы спину не ломали,

А коня за хвост пымали!

Слухай, старый хрен, Липат,

Я тебе достану клад!».

С огорченьем, да тоскою

Старина махнул рукою:

«Глуп, Пахомушка, что печка,

Эко вымолвил словечко?

Да по совести сказать,

С дурака чего и взять?».

День от дня теплей и жарче,

День от дня на небе ярче.

По полям, лугам, да нивам,

Но промоинам, извивам,

К водам вздувшейся реки

Побежали ручейки.

Пашни, дол, березы, ели

В блеске дня зазеленели,

И на бархат луг за горкой

Вышли греться Красной горкой

В тихий теплый вешний день

Хаты сел и деревень.

У старинушки Липата

В стороне чужой ребята…

От самой Кузьмы Демьяны

До погодушки румяной

Нет ни строчки от ребят:

Видно денежки копят.

До Егорья еле-еле

Протянул, проканителил

Старина с семьей оравой,

А теперь гуляет браво,

Глазом ухом не ведет,

Сыновьев до дому ждет.

Время тянется лениво,

Без конца, без перерыва,

Как у бабушки Парахи

Волокно от самопряхи…

Наконец, как нов алтын,

Воротился старший сын.

Ранней зорькою к Липату

Постучал он тихо в хату,

Обождал, вошел, разделся,

Возле печи обогрелся,

С табаком кисет достал

И старинушке сказал:

«Ну, родитель благоверный,

Побатрачил я примерно.

Не с прохладцей, а в охоту,

До семнадцатого поту.

С Покрова до февраля

Заработал три рубля!».

«Ты Петрунька, молодчина! —

Старина утешил сына, —

Хоть намял хребет, да холку,

Да зато добился толку.

Три рубля — не медный грош:

На дороге не найдешь!

За старанье, за терпенье

От отца тебе почтенье.

Про усердную работу

Расскажу попу Федоту.

Вот тебе моя рука:

Ты уважил старика!»

Время тянется лениво,

Без конца, без перерыва,

Что под осень в небе тучи,

Что Пахомовы онучи…

Наконец из-за степей

Воротился Еремей.

Будто день осенний хмурый,

Недовольный да понурый,

Опустив уныло плечи,

Еремей в углу у печи

Битый час сидел, молчал,

А потом отцу сказал:

«Я заботился, старался,

За три дела сразу брался,

Поднимался до рассвета.

Исходил пешой полсвета,

И достал за двести дней

Пару липовых лаптей».

«Ты, Ерема, молодчага,

Дома квас, а в людях брага,

Как ни шел — пришел до дому, —

Похвалил Липат Ерему, —

Лапти, брат, не чехарда,

Пригодятся завсегда».

Время тянется лениво,

Без конца, без перерыва,

Что холсты лужайкой стежкой,

Зеленеющей дорожкой…

Дни плывут друг другу вслед,

А Пахома нет и нет.

Братья хлебушко убрали,

Урожай сам-друг собрали,

Старший брат уже со Спаса

В батраках у дьяка Власа,

А Ерема с Покрова

В лес задумал по дрова.

Сам Липат зимой холодной

Смотрит курицей голодной,

А Пахом — вот год уж минул,

Как пропал, что камень сгинул

В океане-глубине,

В чужедальней стороне.

«Ах, Пахомушка, прекрасный,

Пропадешь ты, месяц ясный,

Горемыкой одинокой

На сторонушке далекой!

Не найдешь родимый клад!»

Горевал старик Липат.

ЧАСТЬ 2-ая.

править

Дни печальней и грустнее…

Ночи долгие темнее.

По пустым полям, по склонам

Свищет ветер с тихим стоном.

Холоднее на заре…

Осень. Осень на дворе.

Над унылою равниной

Слышен говор журавлиный.

И за желтым косогором

Опечаленным укором

Загляделся терем-лес

В глубь лазоревых небес.

Вдоль по ниве десятиной,

С трехпудового дубиной,

Озираясь зорким взглядом,

Прямо к солнышку за кладом,

Без дороги, целиком,

Пробирается Пахом.

Днем Пахома солнце греет,

Ветерок прохладой веет,

Ночью месяц златорогий

Освещает путь — дорогу,

Ярче звездочки горят,

Песни-сказки говорят.

В летний зной дубы да ели

Для Пахома песни пели,

Отдыхать под сень манили,

Ключевой водой поили,

И в лощинах повитель

Стлала мягкую постель.

Так Пахом с котомкой тощей

То лужком, то нивой, рощей

В зиму — зимскую да в лето

Добрался до края света,

И за горкою вдали

Видит город — пуп земли.

«Эко чудище какое!

Заграничное морское!

Будто красная рубаха,

Будто старостина бляха,

Терема-дворцы блестят!

Не лежит ли здеся клад?»

У столба-версты в лощине,

На засохшей луговине,

Где легла большак-дорога,

Отдохнул Пахом немного,

Встал и двинулся вперед,

А потом разинул рот.

Смотрит, — видит зорким оком:

На просторе, на широком

Богатырь-боец могучий

Со зловещей черной тучей,

С кровожадною ордой

Держит грозный жаркий бой.

У врагов винтовки, пушки,

Сабли, шпоры, погремушки,

Ордена, кресты, короны,

Золоченые иконы,

А у воина в руках

Лишь звезда да алый флаг.

Чуть рассвет, заря займется,

Алый флаг на шпиль взовьется.

Там за каменной оградой

Богатырище-громада

С черной тучею-ордой.

Не страшась, вступает в бой.

Шевельнет рукой могучей —

Офицер, как сноп, упал.

Глядь-поглядь — из той же кучи

С орденами генерал.

Загремит могучим словом

Поп, как птица, стрекача,

Глядь — в подряснике лиловом

Чудотворная моща!

Поведет-сверкнет очами —

Господа сиденьем в грязь.

Глядь-поглядь — за их плечами

Дворянин да важный князь.

Час от часу враг сильнее,

Именитей, да важнее.

Господа, князья, царицы,

Короли из-за границы…

И гремит в простор и ширь

Крепкий духом богатырь:

«Кто за правду, кто за волю?

Кто за счастливую долю?

Кто зачахнул от заботы?

У кого спина с работы,

Что корявая дуга? —

Поднимайся на врага!»

И пошли с лачуг, да хижин,

Кто судьбой забыт, обижен,

Кто с заботушки да с горя

Пролил слез горючих море,

Кто за грохотом ремней

Не видал отрадных дней.

И пошли, нахмурив лица,

Бесконечной вереницей

Батраки нужды-обузы,

Кафтаны, рубахи, блузы,

Тысяч тысячи голов

На отрадный бодрый зов.

«И отколь народ валится? —

Сам с собой Пахом дивится. —

На-лицо желтее соли,

На руках в кулак мозоли,

На портках сто сот заплат,

А не наш хрестьянский брат!»

Чуть рассвет — заря займется,

Алый флаг на шпиль взовьется,

От зари до темной ночи

Богатырь да люд рабочий,

Сбросив цепи кандалов,

Выступают на врагов.

Шевельнут рукой мозольной —

Царь корону потерял.

Глядь-поглядь--на трон престольный

Лезет бравый генерал.

Бросят вызов дерзновенный--

От мощей труха да гниль.

Глядь — владыка всеблаженный

Подымает смрад и пыль.

Погрозятся туче вражьей —

Дворянин, что мокрый трут.

Глядь — за ним купчина рыжий

Без полфунта в восемь пуд.

«И чудак народ на свете! —

Шевелит Пахом мыслетем, —

До рассвета, дурни, бьются,

А никак не разберутся.

Если б был загвоздкой клад,

Ну тогда б другой и лад!»

Час от часу враг сильнее,

Именитей да важнее.

Господа, князья, царицы,

Короли из-за границы…

И гремит в простор и ширь

Неумолчный богатырь:

«Кто на ниве спозаранку?

У кого земли с вязанку?

Кто с зимы до февраля

Спину гнул за три рубля?

У кого горбы болят? —

Защищай заветный клад!»

«Вот так сахар, вон что слышно!

Вон куда пошло да вышло!

А ведь это он, ребята,

Слово молвил про Липата?

Не бывал ли он подчас

На селе когда у нас?»

Тут Пахом загривок выгнул,

Выше сажени подпрыгнул,

В город-пуп уставил очи

И насколь хватило мочи

Заорал и вдаль и ввысь:

«Эй, ребятушки, держись!

Это взбалмошное стадо

По загривку, робя, надо,

Да по роже, да по белой!

Я зараз возьмусь за дело.

Генералу-брюхану

В лоб дубинкой звездану!».

И Пахом через преграду,

Прямо к пупу, прямо к кладу,

Помаленьку, понемногу,

Пробивает путь-дорогу.

Как дубиною махнет —

Сотня ворогов падет.

Круг рубах зашевелился,

Флаг под небо выше взвился.

У насыпанного вала

Прокатилось, прозвучало:

«Ну-ка, братцы, еще раз!

Сам Пахомушка за нас!».

Вот Пахом стоит у клада,

Видит злое вражье стадо:

Ордена, мундиры, шпаги,

Золоченые зигзаги,

И с родимой стороны

Видит брюхо старшины.

«Вишь ты дело-то какое! —

Поразвел Пахом рукою, —

Разгадал я, робя, ныне,

По какой-такой причине

Старшина наш был богат?

У него хранился клад!»

«Ну-ка, робя, гаркнем-скажем,

Поднапрем, да приналяжем,

Да дубинкой по баронам,

По серебряным коронам,

По медалям, по звездам,

Да по барам-господам!»

Алый флаг под небо вьется,

Грудь земли, как сердце, бьется.

Под горой, три дня, три ночи,

Богатырь да люд рабочий,

Да Пахомушка родной

На врагов идут стеной.

Размахнется люд рабочий

Стопудовым молотком —

Генерал без сил, без мочи

За решеткой под замком.

Богатырь могучим зыком

Мир до края всколыхнет —

В рясе шелковой владыко

За народ поклоны бьет.

А Пахом возьмет дубину

Да, прищурившись, махнет —

За границу, на чужбину

Улетел дворянский род.

День на запад удалился,

За рекой, за лесом скрылся

Сходит вечер голубой.

Стих и смолк горячий бой.

От озлобленной орды —

Только мокрые следы.

Отдыхает люд рабочий,

Сладкий сон смежает очи.

Лишь Пахомушка с дубинкой

За пригорком, за ложбинкой,

Из-за трещин, из углов

Выбивает злых врагов.

«Брось, Пахомушка, не надо! —

Говорит ему громада, —

Не балуй, за зря не трогай.

Отдохни-ка, ляг немного!

Покоренный робкий враг

Не гроза, не гром, не страх!»

«Ладно, братцы, разумею,

Я лежачего жалею.

Только, значит, на дорогу

Помаленьку, понемногу

Накладу ему в зашей,

Чтобы помнил хорошей!»

На поля, сады да нивы

Ночь нисходит молчаливо.

Дремлет город, дремлет пруд,

Отдыхает мирный люд.

Лишь Пахомушка не спит,

Клад заветный сторожит.

ЧАСТЬ 3-я.

править

День горит и пламенеет,

Алый флаг, как зорька рдеет.

Люди счастья, люди воли

Песней небо раскололи.

Кровь по жилушкам бурлит,

Вместе с солнышком горит.

У рабочего народа

Нынче праздник и свобода.

Будто день весенний алый,

Выплыл-вышел стар и малый

И наряженный Пахом

На коне сидит верхом.

День рубашками алеет,

Как невеста румянеет.

Разукрашенная площадь

Алым знаменем полощет,

И трепещет, и шумит,

Грозной тучею гремит.

«Слушай, слушай люд рабочий!

Все, на что не кинешь очи,

Нивы, луг, леса да горы,

Бесконечные просторы,

Да привольное житье —

Это все теперь твое!

Терема, дворцы, балконы,

Золоченые колонны,

Бриллианты, серебро —

Это все твое добро!

Все тебе, рабочий люд,

За тяжелый вечный труд!»

По неезженным дорогам,

По неведомым отрогам,

По деревням да по селам,

По губерниям веселым

Разбрелись во все концы

От Пахомушки гонцы.

У гонцов одна забота:

Где приткнулась у болота

Та соломенная хата,

Что построили три брата?

«Укажи, честной народ,

Где старик Липат живет?

Мы от солнышка-зарницы,

Мы от города-столицы,

Где вольнее сердце бьется,

Алый флаг под небо вьется,

Где для мира и труда

Светит яркая звезда!

Мы из города большого,

Мы из царства трудового,

Где от пупа до окраин

Трудовой народ — хозяин.

И у нас Липату есть

От сынка Пахома весть!»

На току, за луговиной,

У плетневого овина,

Загребая в кучу колос,

Старина услышал голос

И кричит: «Держи назад,

Здесь я, здесь старик Липат!».

И гонцы от поворота,

У засохшего болота.

Прямо к гумнам завернули,

Подошли приотдохнули

На соломе на току

И сказали старику:

«Мы рабочему селянству, v

Отощалому хрестьянству;

От Пахомушки родного

Принесли бумагу-слово,

Да заветный чудный клад,

Получай, старик Липат.

Скоро-скоро у Липата

Будет каменная хата,

Удалые кони-други,

Крепко скованные плуги,

А угодий да земли,

Сколько душенька велит!

Только помни, братец, слово

От Пахомушки родного:

Мироедам-богатеям,

Вековым твоим злодеям,

Клада ты не отдавай!

Будь на страже, не зевай!»

И гонцы, помешкав, встали,

Клад заветный передали,

Поклонились дымным хатам,

Распростилися с Липатом

И опять вперед пошли

За болото, в глубь земли.

Ясный день горит, блистает,

Облака плывут и тают…

За рекой стеной-колонной,

Густолиственной, зеленой,

Встал кудрявый витязь-лес…

Смотрит солнышко с небес.

Пашни, нивы, косогоры,

Бесконечные просторы.

Что затейливою строчкой,

Пестрой лентой-оторочкой

Окаймили море ржи

За оврагом рубежи.

Тонут хаты в пышных нивах,

В золотистых переливах…

И знакомое болото

За гумном, у поворота,

Что серебряным кружком,

Смотрит ясным озерком.

Что красавица-царевна,

Наряжается деревня…

Луг, сады, цветы, узоры,

Подвенечные уборы,

И с крылечками дома,

Расписные терема.

К крепким каменным амбарам

С дорогим добром товаром

По стальным дорогам мчатся,

Стежкой-стрункою змеятся,

В царство мирного труда

Быстроходы-поезда.

У старинушки Липата

Белокаменная хата…

У князька на черепице

Хвост по ветру держит птица.

И тесовый новый двop

В небеса закинул взор.

Сам Липат, чуть свет займется,

У двора да хаты вьется.

Животинку обряжает,

Клеть, что в праздник, наряжает,

За цыплятами глядит

Да ребятам говорит:

«Ну, Петрунька, ну, Ерема,

Погляди, кака хорома!

Погляди, что стало ныне

На гумне у нас, в овине?

Не старновка, а дрова.

Погляди-ка, голова!

А хлеба какие ныне

На навозной десятине?

Рожь высокая густая,

Будто слива налитая!

Если под вечер зайдешь,

Заплутаешь, пропадешь!

Только знай, гляди, дивися,

Да работай не ленися.

Это, братцы, стало значит

Не за трешницу батрачить

Петрака заставит Влас.

Это значит, клад у нас!

Эх, куда ни шло, ни плыло,

А ужо, зимой постылой,

Я на буквы приналягу:

От Пахомушки бумагу

На серебряном листу

Домерекаю прочту!

Хорошо б теперь Пахому

Подивиться на хорому!

Да по бархатам-полянам

Мчаться птицей на буланом.

Вот Пахом, чай, был бы рад!»

Говорит старик Липат.

На полях желтеет жнива…

Нарядилась в копны нива…

На гумно к скирде веселой

Подползает воз тяжелый…

Увядает пышный сад…

Журавли на юг летят.

Холодней на зорьке стало…

Вот и лето миновало…

Из далеких стран Пахома

Ждет догадливый Ерема,

Ждет Петрунька, старший брат,

Ждет, старинушка Липат.